Отмена в 1861 г. в России крепостного права дала мощнейший толчок развитию отечественной промышленности и торговли. В города, на фабрики и заводы хлынули многие тысячи получивших свободу крестьян. Рост производства товаров с особой остротой ставил задачу расширения рынков сбыта. Предприниматели буквально засыпали правительство прошениями, в которых ходатайствовали о увеличении возможностей сбыта своей продукции, в т.ч. в Средней Азии. Директор канцелярии Министерства финансов Ю. А. Гагемейстер в 1862 г. особо подчеркивал на страницах журнала «Русский вестник», что торговля со Средней Азией «принимает оборот в том отношении выгодный для России, что сбыт туда наших мануфактурных изделий усиливается, тогда как мы оттуда запасаемся разными сырыми произведениями.» Далее финансист указывал на необходимость учреждения регулярного пароходства на Сыр-Дарье и создания опорных пунктов на Аму-Дарье для «прекращения в Хивинском ханстве торговли невольниками и усмирение чрез это туркменских племен, кочующих на восточной стороне Каспийского моря.» Со статьей Гагемейстера явно перекликалась работа С. А. Хрулева «Проект устава товарищества для развития торговли в Средней Азии», опубликованная в «Журнале мануфактур и торговли» в 1863 г. Однако, последний автор акцентировал внимание еще на одном, старом и болезненном для России вопросе — проникновении в среднеазиатские земли английских товаров. «Я лично видел, — писал Хрулев, — что наши киргизы носят беспошлинно халаты с английской подкладкой. Этими путями англичане [357] вытесняют нашу торговлю со среднеазиатских рынков и угрожают уничтожением всякого нравственного значения нашего, а с ним и всякого сбыта произведений.

Помимо экономических соображений, активизация действий России в Средней Азии диктовалась внешнеполитическими резонами. Великобритания принимала все меры, что бы ни дать Российской империи опомниться после поражения в Крымской войне. Когда в 1863 г. вспыхнуло восстание в Польше, английский премьер-министр Пальмерстон обратился к царскому правительству с провокационной нотой. Петербургские дипломаты не без основания полагали, что наступление в Средней Азии будет способствовать, говоря словами современника, «отвлечению сил англичан из Европы и нанесению их торговым интересам возможно большего вреда.»

Важной предпосылкой такого наступления являлись победы русской армии на Кавказе и, особенно, пленение предводителя «мятежных горцев» имама Шамиля (1859 г.). Наконец, следует учесть, что в 1861 г. на пост военного министра был назначен Д. А. Милютин, который предпринял в армии целую серию глубоких реформ. Совершенствовалось и вооружение, и система подготовки солдат и офицеров, и руководство вооруженными силами. Правда, комплектование армии рядовым составом вплоть до 1874 г. по-прежнему производилось посредством устаревшей системы рекрутских наборов, но в остальном военное дело совершенствовалось очень быстро.

Благодаря всем перечисленным обстоятельствам российские власти сочли возможным нанести новый удар Кокандскому ханству. Руководство же этим ударом выпало на долю генерала от артиллерии Александра Павловича Безака, который в 1860 г. занял должность оренбургского генерал-губернатора вместо умершего Катенина. Весной 1861 г. он основал новое укрепление на месте оставленного кокандцами Джулека, в 100 км выше форта Перовский по течению Сыр-Дарьи. [358]

В сентябре того же года из Джулека выступил отряд, состоявший из 578 русских пехотинцев с 9 пушками под командованием начальника Сыр-Дарьинской линии генерал-лейтенанта А. О. Дебу и 250 казахов во главе со своим правителем Илекеем. Пройдя 95 км. вверх по Сыр-Дарье, они 22 сентября осадили кокандскую крепость Яны-Курган. После массированного обстрела кокандцы сдались. По приказу Дебу, стены крепости были взорваны, а имевшееся в ней оружие увезено в Джулек. Это нападение очень обеспокоило правителя Ташкента Канаата, который вполне обоснованно боялся, что ответственность за потерю крепости Малля-хан возложит на него, как на начальника расположенного в относительной близости крупного гарнизона. Собрав большое войско он двинулся вниз по Сыр-Дарье, причем около 1500 его воинов шло по левому ее берегу и около 500 — по правому.

Недалеко от Джулека авангард кокандцев (300 чел.) натолкнулся на 11 русских солдат и 9 казаков, которые вышли из крепости для заготовки сена. Уверенные в легкой победе кокандцы напали на фуражиров, но те, отразив несколько атак, смогли пробиться к высокому бархану и на нем окопались. К несчастью, во время схватки три солдата и казак погибли. После нескольких неудачных штурмов бархана кокандцы ушли, но предварительно обезглавили тела убитых русских воинов. «Так кончилось это блестящее дело, — писал генерал М. А. Терентьев, — дело горсти храбрых с неприятелем в 15 раз сильнейшим, дело достойное вечной славы, наряду со знаменитейшими подвигами древности.»

Основные силы Канаата на крупное сражение не пошли, а узнав, что из форта Перовский вышла рота пехоты и вовсе отступили. Недалеко от взорванных укреплений Яны-Кургана кокандцы попытались основать новую крепость, которую назвали Дин-Курган — Холм веры. Но раньше чем строительство было завершено, в январе [359] 1862 г. к Дин-Кургану подошел крупный отряд русских (500 человек пехоты, 300 казаков, 10 артиллерийских орудий). После непродолжительной осады крепость сдалась и подверглась разрушению. Взбешенный неудачами Канаат начал стягивать в Ташкент войска для нового похода, но осуществить план мести помешали бурные события в самом Коканде.

В феврале 1862 г. Малля-хан совершил поездку по своим владениям, после чего пришел к выводу, что беки, судьи и прочие должностные люди погрязли в лихоимстве и казнокрадстве. Многие видные вельможи не только потеряли должности, но попали в подземную тюрьму-зиндан. Арестованных подвергали пыткам и, в знак презрения, выщипывали им бороды. Однако борьба с коррупцией среди приближенных часто становится роковой для самого правителя. Так вышло и на этот раз. В марте 1862 г. кокандские беки составили заговор и зарезали Малля-хана во время сна. На трон был возведен племянник убитого 17-летний Шах-Мурад, сын Сарымсак-бека, погибшего во время регентства Мусульманкула. Новый хан немедленно казнил всех близких сподвижников своего предшественника. Не ожидая для себя ничего хорошего, Канаат вступил в союз с изгнанником Худояром, который немедленно прибыл в Ташкент, провозгласил себя ханом и обратился за помощью к бухарскому эмиру, сыну умершего в 1860 г. Насруллы Музаффар-Эддину. Бухарцы, естественно сделали все возможное, чтобы воспользоваться соседскими распрями в своих интересах. Когда Шах-Мурад повел свое войско, состоявшее в основном из кочевников-кипчаков, к мятежному Ташкенту, войско эмира заняло Ура-Тюбе, а поддержанный ими Худояр — Ходжент. Испугавшись развития событий, Шах-Мурад отступил в горы Алатау. Худояр вновь стал ханом Коканда. Вскоре случай помог ему на некоторое время избавиться от бухарской опеки. Против эмира восстал город Шахрисабз и он увел свои [360] войска из Коканда. Естественно все эти перипетии не позволили сделать, что-либо решительное для восстановления Дин-Кургана.

Неудачно для кокандцев развивались и события в северо-восточной части ханства. Взяв в сентябре 1860 г. Пишпек, русские в нем не остались и в 1861 г. город вновь занял кокандский гарнизон. Однако, осенью 1862 г. отряд полковника Г. А. Колпаковского (в будущем семиреченского военного губернатора) вторично захватил Пишпек, до основания разрушил его укрепления, а пушки утопил в реке Чу.

В феврале 1863 г. в Петербурге состоялось заседание Особого комитета, на котором присутствовали главы министерств, а также оренбургский и западно-сибирский генерал-губернаторы — А. П. Безак и А. О. Дюгамель. Генерал-губернаторы и военный министр Д. А. Милютин подчеркнули желательность быстрейшего соединения оборонительных линий в единую систему и активизации деятельности в Средней Азии. Министр финансов Рейтерн, однако, возразил, что «отвлечение сил от сердца России к такой далекой окраине» несвоевременно. Следует заметить, что в начале 1860-х годов вопрос о среднеазиатской политике очень часто вызывал разногласия в российских правительственных кругах. Как правило, за активные действия выступали военные и местные, сибирские и оренбургские, власти, а против — Министерство финансов, «оберегавшее» бюджет. Мнения сотрудников Министерства иностранных дел разделилось. Его руководитель A.M. Горчаков считал, что форсирование действий опасно, так как может привести к конфликту с Англией. Директор Азиатского департамента министерства Н. П. Игнатьев, напротив, выступал за самый решительный курс.

В марте 1863 г. император Александр II утвердил план детального изучения местности между передовыми укреплениями Сыр-Дарьинской и Сибирской линий. Исполняя [361] принятое решение, отряд под командованием М. Г. Черняева прошел на юг до г. Туркестана, затем свернул на восток к горам Каратау, взял без боя города Сузак (30 мая 1863 г.) и Чолак-Курган (8 июня 1863 г.), после чего вернулся в Джулек. Одновременно пароходы «Арал» и «Сыр-Дарья» под командованием Бутакова поднялись по Сыр-Дарье от Джулека до урочища Баилдыр-Тугай. Из форта Верный также были высланы разведывательные отряды: один из них во главе с подполковником Лерхе, двигаясь на запад, добрался до Меркэ и Аулие-Ата, другой, штабс-капитана Проценко, избрал южное направление, вышел на р. Нарын и, без единого выстрела, занял кокандские крепости Джунтал и Куртка (территория современной Киргизии).

Между тем смуты в Кокандском ханстве не утихали. Своего претендента на роль правителя выдвинули хивинцы. Это был Махмуд, сын Мадали-хана, управлявшего Кокандом с 1821 по 1842 г. и свергнутого бухарцами. В октябре 1862 г. Махмуд с небольшой свитой появился у стен Ташкента, но не получив поддержки местной знати был вынужден уйти во-свояси. Более удачливыми оказались сторонники свергнутого Шах-Мурада из числа казахов и киргизов, которые в феврале 1863 г. нанесли полководцам Худояра несколько серьезных поражений. Единственной надеждой хана к тому времени стали бухарцы, тем более, что эмир вступил в брак с его сестрой. В марте 12-тысячное бухарское войско заняло Коканд. В большинство городов были направлены бухарские вельможи и чиновники, а на местной монете начали чеканить имя эмира. В ответ казахи и киргизы развернули против пришельцев настоящую войну. Учитывая, что южным границам Бухарского ханства постоянно угрожали афганцы, эмир временно отказался от борьбы за Коканд и увел войска, с которыми уехал и Худояр. В июле 1863 г. на кокандский престол взошел 12-летний сын Малля-хана Сеид-Мурад. Разумеется, реально править [362] он не мог и вся власть сосредоточилась в руках регента муллы Алимкуля.

Алимкуль принял энергичные меры для укрепления военной мощи ханства. По его приказу правитель Ташкента Hyp-Мухаммед посетил Сузак, Чолак-Курган и Аулие-Ата, чтобы оценить вред, нанесенный их уреплениям русскими и собрать дань с местных казахских родов. Правитель г. Туркестана Мирза-Девлет собрал двухтысячное войско, с которым отправился за данью с киргизов и казахов, в т.ч. являвшихся русскими подданными. Кроме того воины Мирзы-Девлета совершили несколько нападений на русские караваны между фортом Перовский и Сузаком. В начале 1864 г. начальник Сыр-Дарьинской линии поковник Н. А. Веревкин направил Безаку донесение, в котором указывал на опасность ситуации и предлагал немедленно нанести по г. Туркестану удар. Весной того же года в форте Перовский был сформирован отряд численностью в 1637 чел. (5 рот пехоты, 2 сотни казаков, 10 пушек, 6 мортир и 2 ракетных станка с прислугой, более сотни добровольцев-казахов, чиновники и ездовые). Командование отрядом принял сам Веревкин.

22 мая участники похода выступили из форта и направились к г. Сузак, от которого затем повернули на г. Туркестан. К 9 июня русские солдаты очистили предместья города от вражеских передовых отрядов и приступили к осаде.

Туркестан был обнесен довольно мощной глинобитной стеной, общей протяженностью около 3 км. В северо-восточной его части, кроме того, располагалась цитадель (внутренняя крепость). Численность гарнизона достигала 1500 чел., не считая вооруженных горожан. В ночь на 10 июня осаждавшие соорудили три батареи и начали обстрел крепости. В ответ утром 11 июня кокандские воины произвели вылазку, но были отбиты. Одновременно с бомбардировкой русские солдаты начали вести [363] к туркестанским стенам траншеи для сооружения в дальнейшем подкопа.

В ночь на 12 июня осажденные опять пошли на вылазку. «В тылу правого ложемента, — пишет об этом эпизоде осады Терентьев, — послышались крики несущейся кокандской кавалерии и в то же время замечена была значительная масса пеших кокандцев, скрытно ползущих со стороны исходящего угла крепости. Подпустив кокандцев на самую близкую дистанцию, рота, составлявшая траншейный караул, и рота рабочих открыли по ним меткий огонь и заставили их бежать... Часть кокандских всадников, занесенная испуганными лошадьми, наткнулась на нашу траншею. Кокандцы спешились, вскочили в траншею и бросились на солдат с шашками и батиками (палицами — А. М.), но были тотчас заколоты штыками все до единого.»

Не имея сил помешать саперным работам и опасаясь взрыва стен, Мирза-Девлет собрал наиболее преданных ему воинов (330 чел.) и бежал в Ташкент. 13 июля крепость сдалась. За все время осады в отряде Beревкина было убито 5 человек: 4 солдата и офицер, капитан Коховский.

Одновременно с походом на Туркестан из форта Верный выступил отряд во главе с полковником М. Г. Черняевым (2640 человек при 17 орудиях и 2 ракетных станках). Пройдя города Токмак и Меркэ, оч 2 июня подошел к Аулие-Ата и 4 июня захватил этот город штурмом, не прибегая к каким-либо осадным работам. Узнав о потере сразу двух городов, Алимкуль лично прибыл в Чимкент и возглавил собранную там 8-тысячную армию. Выбор данного пункта был неслучайным: находясь в нем кокандцы в равной степени могли действовать и против Туркестана (на северо-запад) и против Аулие-Ата (на северо-восток). Черняев сразу же заявил о необходимости атаковать Чимкент, но более осторожный Веревкин считал, что решать такие вопросы «с налета» нельзя. [364]

Перепалка военачальников дошла до самого военного министра Д. А. Милютина, который специальной телеграммой предписал передать «общее начальство» Черняеву. Ему же предлагалось возглавить создававшуюся Ново-Кокандскую линию, которая протянулась с запада на восток и включила Туркестан, Аулие-Ата, Меркэ и Токмак.

7 июля 1864 г. Черняев выступил из Аулие-Ата с отрядом в 1298 человек при 10 орудиях и направился к Чимкенту. Двигаясь очень быстро, его войска уже через три дня вышли к урочищу Яски-Чу на р. Арысь, всего лишь в 53 км от цели похода. Ценой стремительного движения стали прерванные коммуникации и плохое снабжение отряда. Один из участников похода Г. Сярковский вспоминал: «Транспорт не приходил, пришлось уменьшить сухарную дачу на половину, на мясную же порцию отряд брал из реквизиционного скота сколько хотел. Оказался недостаток в соли, которой не могли найти ни в одном из аулов. Баранина без соли опротивела солдатам: они бросали ее целыми тушами, только печенка, сердце и почки считались лакомым куском, которые можно было есть без соли и хлеба.» Во что солдатское гурманство обходилось местному населению, у которого скот реквизировали догадаться нетрудно. Тем не менее, единства в стане кокандцев не было. Как стало известно Черняеву, многие казахи вовсе не рвались в бой, и Алимкул употреблял самые суровые меры для удержания их в рядах своего войска. Он даже устроил показательную казнь 80-летнего старейшины Байзака, которого расстрелял из пушки.

Со стороны Туркестана на соединение с силами Черняева был выдвинут небольшой (2 роты пехоты и сотня казаков с 3 пушками) отряд капитана Мейера. Встреча должна была состояться на урочище Караспан, но Мейер, не ожидая Черняева, вырвался вперед, вышел на урочище Ак-Булак всего в 13 км от Чимкента. Здесь его отряд [365] 14 июля окружило многократно превосходящее по численности войско противника. Русские оказались на очень невыгодной позиции: на дне котловины, со склонов которой их и обстреливали кокандцы. В течение двух дней солдаты и казаки отбивали ожесточенные атаки врага. «Отряд старался окапаться, — пишет М. Терентьенв, — материалом для бруствера послужили, между прочим, не только трупы убитых лошадей и верблюдов, но и тела убитых товарищей... Их укладывали кругом лагеря... и засыпали землей... Солдаты рыли землю штыками и выгребали руками.» Тем не менее Мейер смог отправить к Черняеву связного с просьбой о помощи. На выручку окруженным срочно направились 125 человек во главе с войсковым старшиной Катанеевым, но, не доходя 5 км до Мейера, они сами столкнулись с большим войском кокандцев, залегли и приняли оборону. К вечеру 16 июля Мейеру удалось вступить с противником в переговоры и добиться от него обещания пропустить отряд к Туркестану. Всего в двухдневной стычке погибло 13 солдат, да еще 45 солдат и 2 офицера было ранено. Кокандцы только убитыми и только в одной, последней атаке потеряли 500 чел. Вскоре отряд Мейера примкнул к основным силам.

22 июля русские разделились: усталый отряд Мейера, все раненые и больные остались в укрепленном лагере на урочище Алтын-Тюбе, а 6 рот пехоты, артиллерия и сотня казаков двинулись к Чимкенту. Едва они приблизились к стенам города, как крепостная артиллерия открыла огонь и, одновременно, кокандская конница пошла в атаку. Г. Сярковский вспоминал: «В городе послышался страшный шум, крики и гам, застучало множество барабанов, загудели трубы и зурны. Этому концерту вторила учащенная по нас пальба с кокандских батарей. Вскоре отряд наш был буквально со всех сторон окружен кокандцами. Я насчитал 22 конных колонны, каждая не менее 300 человек, которые шли впереди, [366] по сторонам и в тылу.» Сам Черняев, рассказывая впоследствии об этой схватке корреспонденту газеты «Русский вестник», вспоминал в первую очередь дикие боевые крики нападавших. «Кому не приходилось выдерживать атаку азиатских полчищ, — говорил он, — тот не может даже себе представить того действия, которое производят на нервы эти нечеловеческие звуки.» Невзирая на вражескую атаку, отряд обстрелял город и, обнаружив по ответному огню место положения вражеских пушек, отступил.

23 июля русские двинулись в обратный путь к Аулие-Ата. Передышка, однако, оказалась очень недолгой. Через месяц после похода к Чимкенту разведчик-казах сообщил Черняеву, что часть войск Алимкуля покинула город. 19 сентября 1864 г. русский отряд вновь подошел к Чимкентской крепости. На этот раз в распоряжении Черняева имелось 10,5 роты пехоты и 2,5 сотни казаков, сотня конных стрелков, 19 пушек и мортир с прислугой. Кроме того, в походе участвовало до тысячи казахов. В ночь на 20 сентября осаждавшие возвели первую батарею и начали обстрел города.

Одновременно, к городским стенам повели траншею. Следующей ночью началось сооружение еще одной батареи, ближе к крепости. Защитники города выкопали перед стенами контрминную траншею, в которой расположились пушки и пехота для обстрела ходов сообщения передовой батареи.

Утром 22 ноября кокандские воины в траншее стали даже готовиться к вылазке, но в этот момент были сами атакованы 4 ротами пехоты во главе с подполковником Лерхе. Ударом в штыки русские солдаты опрокинули противника и на его плечах ворвались в городские ворота. Вслед за этим под личным руководством Черняева была захвачена и внутренняя цитадель. За взятие Чимкента Черняев и Лерхе получили ордена св. Георгия 3-й и 4-й степеней, соответственно. [367]

Окрыленные удачей, командиры решили развить успех. 27 сентября они во главе отряда, состоявшего из 8 рот пехоты и 1,5 сотни казаков с 12 пушками, двинулись к Ташкенту. Разумеется, осаждать Ташкент, численность населения которого достигала 100 тыс. чел., отрядом в 1550 человек было невозможно. Однако, Черняев надеялся на поддержку многих горожан, ибо ташкентцы издавна торговали с Россией и очень тяготились войной, прервавшей коммерческие связи. К несчастью для русских в городе находился крупный кокандский гарнизон. Сторонники сдачи города, если таковые и были, никакой поддержки оказать русским не смогли. К этому следует добавить, что Ташкент был окружен стеной протяженностью более 25 км с 12 воротами, а в юго-западной части города располагалась хорошо укрепленная цитадель. Даже взяв каким-то чудом такой большой пункт, наступавший отряд не смог бы его контролировать. Тем не менее, 2 октября Черняев вывел своих людей к юго-восточному углу крепости и завязал перестрелку.

Метким огнем русские пушки пробили в городской стене брешь. К ней устремились две роты во главе с подполковниками Лерхе и Обухом. Штурмующие ворвались в ров перед стеной, но не смогли подняться по его крутому склону и попали под шквальный огонь противника. Кокандские воины не только стреляли из бойниц, но и бросали в ров ручные бомбы. Лерхе, Обух и оба ротных командира получили ранения. Понимая, что приступ провалился, Черняев приказал открыть по крепости массированный артиллерийский огонь, под прикрытием которого солдаты стали отступать. Впечатляющую картину этого отхода оставил в своих мемуарах Г. Сярковский. «Ряды нашей горсточки, — пишет он, — заметно поредели: повалился один, другой и третий. К кучке моих стрелков присоединились десятка полтора солдат 2-й роты со своим барабанщиком из евреев, который [368] не переставал барабанить, стоя на самом краю рва; пуля подкосила его и он с барабаном покатился в ров. Рассыпавшись редкой цепью, отстреливаясь, мы стали отступать. Ташкентцы до того обрадовались, что многие сели верхом между зубцами и, страшно ругаясь, посылали вдогонку нам пули.»

Всего во время неудачного штурма было убито 2 офицера и 16 солдат. Отряд отошел от Ташкента и 7 октября вернулся в Чимкент. Безрассудный наскок на Ташкентскую крепость ярко высветил такие качества Черняева, как недальновидность, склонность к импульсивным решениям. Император Александр II на донесении о бое под Ташкентом собственноручно написал: «Сожалею весьма, что решился на ненужный штурм, стоивший нам стольких людей.» Генерал-губернатор Западной Сибири А. О. Дюгамель выразился более решительно и назвал деятельность Черняева «непонятной и ни с чем не сообразной». Многие петербургские сановники требовали примерно наказать самовольного генерала, но ничего подобного не произошло. Причину такой терпимости четко сформулировал военный министр Д. А. Милютин. «Мне случалось слышать упреки, — писал он в мемуарах, — почему подобные самовольные действия мелких начальников проходят безнаказанно? В особенности Министерство иностранных дел сетовало на то, что такие начальники не подвергаются ответственности, но еще награждаются и прославляются. Признавая в этих упреках некоторую долю основательности, я был, однако, убежден в необходимости большой осторожности в подобных случаях... Страх ответственности за всякое уклонение от инструкций может убивать энергию и предприимчивость. Бывают случаи, когда начальник должен брать на свою ответственность предприятие, которое в заранее составленной программе не могло быть предусмотрено». Недавно завершившаяся Кавказская война дала русской армии особый тип офицера-кавказца [369] — храброго, знающего местные обычаи, умеющего использовать против горцев их собственные приемы борьбы, зачастую очень далекие от европейских норм. Именно такими были «коренные кавказцы» Г. Засс, Я. Бакланов и др. Теперь, по мнению министра, армии были нужны не столько исполнительные служаки, сколько коренные туркестанцы».

Конец 1864 г. ознаменовался еще одним трагическим эпизодом. В начале декабря из Туркестана вышла на разведку сотня казаков. Недалеко от г. Икан (по дороге к Чимкенту) она была окружена 10-тысячным кокандским войском. В течение трех дней, с 4 по 6 декабря, казаки, укрывшись за импровизированной баррикадой из мешков с продовольствием, стойко отражали натиск противника, а когда у них закончились патроны, двинулись в контратаку и целых 8 км. пробивались под перекрестным ружейным огнем. Нести тяжелораненых в такой ситуации было невозможно, и кокандцы их безжалостно добили. «В виду отряда, — писал очевидец, — кокандцы, как звери кидались на раненых, кололи их пиками и рубили шашками, снимая головы. Некеоторые из казаков, будучи еще в силах, защищаясь, бросали в глаза неприятеля горсти снега». Всего из 114 участвовавших в болю казаков погибло 57. Все оставшиеся в живых получили георгиевские кресты.

В 1865 г. из Сыр-Дарьинской и Новококандской линий была образована Туркестанская область под началом оренбургского генерал-губернатора, пост которого в том же году занял генерал-адъютант Н. А. Крыжановский. Основу русских вооруженных сил в этой области составили уже находившиеся в ней 2-й, 3-й, 4-й и 5-й оренбургские линейные батальоны. В течение 1865 г. к ним присоединили 1-й, 6-й и 7-й линейные батальоны и сформировали Оренбургский стрелковый батальон. Кроме того, в области расположились 11 сотен оренбургских казаков. Командование всеми этими силами поручалось [370] Черняеву. По воспоминаниям одного из сослуживцев, генерал-майора Качалова, Черняев всю зиму 1865 г. «бредил Ташкентом» и очень опасался, что Крыжановский «вздумает сам повести войска к Ташкенту, овладеет им, получит графа, а мы трудящиеся тут, останемся в дураках». К счастью для Черняева, вскоре поступило распоряжение военного министра о подготовке новой ташкентской экспедиции.

На этот раз Черняев, действительно, смог установить контакт со сторонниками прорусской партии. В Петербург прибыл Тюряхан Зейбуханов, который заявил, что является представителем 50 высокопоставленных ташкентцев и предупредил о готовящемся походе на Ташкент бухарцев. Последняя информация подстегнула активность военных. В конце апреля 1865 г. русский отряд численностью около 2000 человек с 12 орудиями отправился в поход. Его авангард под началом генерал-майора Качалова без особых трудностей овладел небольшой крепостью Ниязбек и, отведя в сторону рукава реки Чирчик, лишил Ташкент снабжения водой. К 8 мая основные силы Черняева встали у стен Ташкента лагерем. На следующий день из города вышла 8-тысячная армия во главе с самим Алимкулем, попытавшаяся отбросить русских от города. В ходе сражения 4 роты осаждающих отразили атаку, а еще две роты обошли противника с левого фланга. Войско Алимкуля стало отступать, причем сам предводитель получил смертельное ранение. Всего в тот день погибло 300 кокандцев. Среди русских убитых не было.

Видя поражение Алимкуля, ташкентцы решили обратиться за помощью к эмиру Бухары. Командир кокандского гарнизона — Сеид-хан — в ночь на 10 мая покинул город. Для предотвращения возможного вмешательства эмира Черняев захватил крепость Чиназ на бухарской дороге и таким образом окружил Ташкент с трех сторон. В ночь с 6 на 7 июня отряд солдат произвел [371] разведку местности у южной стены города, а в ночь на 10 июня в Ташкент тайно прибыла небольшая группа бухарцев во главе с Искандер-беком, который и провозгласил себя правителем города. В этой ситуации Черняев был вынужден пойти на генеральный штурм. Согласно составленному плану основной удар следовало нанести силами семи рот по юго-восточной части стены у Камелакских ворот. Одновременно три роты должны были произвести отвлекающую атаку на Кокандские ворота, шестью километрами севернее Камелакских. Штурм начался в три часа ночи с 14 на 15 июня. Первую колонну главного отряда (2,5 роты) повел капитан А. К. Абрамов. С помощью штурмовых лестниц солдаты быстро преодолели стены и двинулись вдоль них на север, сминая те отряды кокандцев, которые пытались их удержать. Одновременно с атакой отряда Абрамова, Черняев начал массированный обстрел города и послал на помощь штурмующим еще два отряда, которые ворвались в город и пробились к цитадели. Четвертый отряд полковника Краевского, как и планировалось, бросился к Кокандским воротам. Понимая, что в городе уже идет бой, его солдаты стремительным рывком ворвались на стены и соединились с людьми Абрамова. К середине дня вся восточная часть города была очищена от противника, но вечером и ночью кокандцы предприняли ряд контратак. Только 17 июня утром к Черняеву явились старейшины «с изъявлением полной покорности». Остатки гарнизона бежали в Коканд. При штурме было убито 25 русских солдат и офицеров.

Следует заметить, что успеху операции во многом способствовали раздоры среди защитников крепости. К тому же эмир Бухары не только не оказал Ташкенту реальной помощи, но решил воспользоваться соседскими бедами и начал против Кокандского ханства войну. Невозможно спорить, что если бы отряд Черняева натолкнулся на единодушное сопротивление всего ташкентского [372] населения, итог похода был бы гораздо менее благополучным.

Между тем бухарцы овладели Ходжентом. Оттуда эмир послал Черняеву письмо, в котором заявил о своих притязаниях на Ташкент и потребовал, чтобы русские войска отошли к Чимкенту. В ответ Черняев распорядился арестовать всех бухарских купцов, находившихся на подконтрольной ему территории. В начале июля аналогичная мера была принята и по отношению к бухарским торговцам в Оренбурге. Эмир распорядился арестовать русских купцов в Бухаре, но каких-либо иных действий не предпринял, т.к. был занят войной с кокандцами. В середине 1865 г. войска эмира Музаффара вступили в Коканд. Ханом был вновь провозглашен Худояр, но реальная власть сосредоточилась в руках бухарских вельмож. Завоевание Ташкента вызвало в российских правительственных кругах бурную дискуссию о его судьбе. По мнению Министерства иностранных дел, санкционировать присоединение города к империи было нежелательно из-за крайне болезненной реакции Англии. Поэтому возник план создания самостоятельного ташкентсткого ханства, своего рода буферной зоны между российскими и бухарскими владениями. Против этого плана решительно выступил М. Г. Черняев, считавший отказ от завоеваний постыдным и предлагавший провести границу по всей Сыр-Дарье вплоть до верховьев, чтобы открыть русским торговым караванам доступ в Кашгар.

Спорящие обменивались довольно резкими заявлениями и хлесткими эпитетами. Черняев обвинял оппонентов в недостатке патриотизма и утверждал, что без решительных действий расширять торговлю в Средней Азии невозможно. «Если мы будем расширять наши пределы, — писал в ответ сотрудник Министерства иностранных дел Стремоухов, — только потому, что будем желать присоединить к себе каждое воинственное племя, [373] могущее делать набеги, то вряд ли удастся нам когда ли остановить свое движение на юг».

В сентябре 1865 г. оренбургский генерал-губернатор Н. А. Крыжановский побывал в Ташкенте и спросил «именитых граждан», какую власть они желают иметь. Те отклонили предложение об избрании хана и попросили передать полномочия религиозному главе и верховному судье города кази-каляну. Сам Крыжановский полагал, что сосредоточение власти в руках духовного лица нежелательно и предлагал всемерно развивать в Ташкенте «значение класса коммерческого в ущерб партии политической и духовной, т.е. постараться сделать из него азиатский Гамбург и Франкфурт». Для решения данной задачи офицер Генерального штаба В. А. Полторацкий даже разработал специальную записку о мерах развития русской торговле в районе. Однако, политические события не позволили идти только путем медленных экономических преобразований.

В октябре 1865 г. в Бухаре было задержано русское посольство. В качестве ответной меры М. Г. Черняев во главе большого отряда (14 рот пехоты, 6 сотен казаков, 16 орудий и караван с припасами в 1200 верблюдов) переправился у г. Чиназа через Сыр-Дарью и двинулся по Голодной степи к г. Джизаку, который принадлежал бухарскому эмиру.

По дороге он получил от эмира два письма с просьбой остановить боевые действия, но ответа не дал. 5 февраля 1866 русские подступили к городским стенам, а 7 февраля подверглись нападению бухарского гарнизона. В течение четырех последующих дней произошел целый ряд стычек, но 11 февраля Черняев принял решение об отступлении. В качестве официальной причины отхода называлась нехватка фуража, но думается, сыграло роль и то, что Черняев имел печальный опыт первого ташкентского штурма и не хотел начинать большой осады без необходимой подготовки. [374]

Генерал Терентьев писал по этому поводу: «Джизак со своими двойными стенами, казался таким грозным, что перед штурмом его приходилось поразмыслить: неудача могла бы совершенно погубить отряд, отрезанный от своих подкреплений безводной степью... Отступить без боя и без результатов казалось бесславным... Понятны чувства, боровшиеся в душе Черняева. Многие на его месте не задумались бы лучше рискнуть, чем утратить обаяние славы. Не таков был Черняев: он предпочел пожертвовать своим именем». Правительство, впрочем, жертвы не оценило. Не наказанный после неудачного штурма Ташкента Черняев за отступление из-под Джизака был в марте 1866 г. отправлен в отставку. Командование туркестанскими войсками принял генерал-майор Дмитрий Ильич Романовский, офицер Генерального штаба и редактор газеты «Русский инвалид». Последнее обстоятельство особенно оскорбило Черняева, который в кулуарах называл Романовского «заурядным редактором плохой газетки».

Через месяц после смены командиров, в начале мая 1866 г. легкие стычки между русскими и бухарскими войсками переросли в большую войну. Дело развивалось следующим образом: весной на урочище Ирджар, на правом берегу Сыр-Дарьи стало сосредотачиваться большое бухарское войско, численность которого достигала 40 тыс. чел. 6 мая к войску прибыл сам эмир Музаффар, и бухарцы начали переправу через Сыр-Дарью. 7 мая навстречу им из недостроенного Чиназского укрепления по левому берегу выступил отряд во главе с самим Романовским, состоявший из 14 рот пехоты, 5 сотен казаков, 20 орудий и 8 ракетных станков. Кроме того, по реке двигался пароход «Перовский», а по правому берегу — меньший отряд солдат из Келеучинского укрепления. Утром 8 мая авангард чиназского отряда столкнулся с передовыми частями бухарской конницы. Отразив несколько атак русские начали решительное наступление. [375] Прямо по дороге на Ирджар двигался отряд под командованием капитана Абрамова из 6 рот пехоты при 8 орудиях. Правее — колонна подполковника Пистелькроса из 5 сотен казаков с ракетными станками и 6 орудиями. Сзади — общий резерв (4 роты и 4 орудия), а за резервом обоз под прикрытием 4 рот и 2 орудий. Около 17 часов колонны вступили в соприкосновение с основными силами противника. Бухарская кавалерия атаковала русских с фронта и с флангов, но была отбита артиллерийским и ружейным огнем. Поддержанная резервами колонна Абрамова преодолела полевые укрепления бухарцев и ворвалась на их батареи. Одновременно казаки Пистелькроса отбросили конницу противника, вышли ему во фланг. Попавшие под огонь артиллерии и с фланга (из пушек Пистелькроса), и с фронта (из пушек Абрамова), бухарцы обратились в бегство. На поле боя осталось более тысячи воинов эмира, а в русском отряде погиб всего один солдат. Те бухарцы, которые пытались уйти на правый берег Сыр-Дарьи, попали под удар келеучинского отряда. Одержав победу в Ирджарском сражении, Романовский вместо преследования противника, отступавшего к Самарканду, направился к Ходженту. Город этот, собственно, принадлежал не эмиру, а кокандскому хану, но русское командование в подобные тонкости не вдавалось. 14 мая солдаты без боя заняли маленькую крепость Hay, a 17 мая подошли под стены Ходжента. В течение семи дней Романовский обстреливал город из артиллерии и вел к нему траншеи. В два часа дня 24 мая две колонны пехоты пошли на штурм. Первая из них под началом капитана Михайловского смогла с помощью штурмовых лестниц подняться на стены в северной части крепости. Вторая — капитана Баранова — преодолела восточную стену и открыла ворота подоспевшему резерву. Кроме того, была предпринята атака на северную стену силами десанта с баркаса, пришедшего по Сыр-Дарье. Соединившись внутри крепости, [376] русские захватили цитадель и сбросили со стен, вражеские орудия. К семи часам вечера город сдался. При штурме было убито более 2500 кокандских воинов и всего лишь 5 русских солдат. Узнав о взятии Ходжента, Крыжановский писал Романовскому: «Вследствие сего не должно быть заключено с Кокандом никакого формального мирного договора, могущего связать наши дальнейшие действия, но было бы полезно продлить с ним переговоры до того времени, пока силы наши дозволят окончательное завоевание этой области».

Романовский предъявил также целый ряд претензий к бухарскому эмиру. Бухаре следовало признать все территориальные захваты России в Средней Азии и дать гарантии безопасности русским купцам. Предусматривалась также выплата контрибуции. Крыжановский одобрил эти предложения и рекомендовал Романовскому, как вести себя в отношении кокандского хана. По мнению оренбургского генерал-губернатора следовало: «Принять тон высокомерный, третировать Худояр-хана, как человека, который по положению своему должен быть вассалом России. Если обидится и будет действовать против нас, тем лучше, это даст предлог покончить с ним».

В сентябре бухарцы согласились на все предъявленные Романовским требования, но просили его отказаться от контрибуции. Генерал этим немедленно воспользовался. Он предъявил послам совершенно невыполнимый ультиматум: выплатить в 10-дневный срок 100 тысяч тилл. 23 сентября царские войска вторглись в пределы Бухарского ханства. Экспедиционный отряд состоял из 20,5 рот пехоты, 5 сотен казаков, 28 артиллерийских орудий, 8 ракетных станков и обоза в 600 повозок и 800 верблюдов. 27 сентября русские двинулись в Ура-Тюбе. Этому вечному яблоку раздора между Бухарой и Кокандом. Крепость располагалась на склоне, спускавшемся с севера на юг, имела двойной ряд стен с множеством башен [377] и глубокий ров. В северо-восточном углу ее располагалась цитадель.

Удар решили направить на северо-восточный угол крепости, чтобы сразу взять цитадель, и на расположенную ниже прочих южную стену. 1 октября артиллерия открыла по Ура-Тюбе ураганный огонь и вскоре смогла пробить в юго-западной стене крепости две бреши. На рассвете 2 октября туда были направлены 3 колонны пехоты под общим командованием полковника Воронцова. Однако в собственно брешь ворвалась только одна колонна (две роты майора Назарова). Остальные стали подниматься на стены по приставным лестницам, а что из себя представляет такой способ штурма весьма красочно описал генерал М. А. Терентьев: «Два человека в ряд наверху лестницы против целой толпы врагов, привлеченных штурмом, немного могли сделать своим оружием, когда им еще надобно держаться за лестницу и карабкаться на стену... Закрыться нечем, а между тем, сверху сыплются глиняные глыбы, камни, бревна, пули, а не то льется горячая смола». Казалось бы, гораздо проще было пробить в стенах побольше брешей артиллерией. Но очень толстая глинобитная стена азиатской крепости хорошо выдерживала удар артиллерийского снаряда. Среди значительной части русского офицерства вообще сложилось мнение, что разрушать стены орудийным огнем в «азиатских условиях» невозможно. Сложившийся стереотип был так силен, что и при наличии бреши осаждающие предпочли воспользоваться привычными лестницами.

Осажденные сопротивлялись отчаянно, и на стенах закипел жестокий бой. Только к семи часам вечера сопротивление гарнизона было сломлено. В бою погибло около 2,5 тысяч бухарских воинов. Русские потеряли 17 человек, но среди них было три офицера (капитан Плец, поручик Плешков, подпоручик Кончиц), именами которых впоследствии назвали городские ворота. Оставив в [378] Ура-Тюбе гарнизон, экспедиционный отряд двинулся далее и 12 октября 1866 подошел к Джизаку, имея в составе 16,5 рот пехоты, 5 сотен казаков, 20 пушек и ракетную команду.

После неудачного похода Черняева укрепления города были значительно усилены и представляли собой три ряда стен, при каждой из которых имелся ров. Гарнизон Джизака превышал 10 тысяч человек при 53 орудиях.

Первые дни осады были использованы осаждающими для разведки местности, а защитниками Джизака для двух крупных вылазок. Утром 16 октября русские батарея открыли огонь по южной стене крепости у Самаркандских ворот и юго-восточной стене около Ура-Тюбинских ворот. Днем 16 октября пробили первую брешь в юго-восточной стене, а к утру 17 октября — вторую, в южной. Все это время две роты солдат с 4 орудиями имитировали наступление с юго-запада, отвлекая внимание противника. В полдень 18 октября начался генеральный штурм. Две колонны солдат под командованием капитана Михайловского (4 роты с 6 облегченными орудиями) и подполковника Григорьева (4 роты и 4 батарейных орудия) пошли вперед.

«Ровно в полдень, — пишет М. А. Терентьев, — среди общей тишины роты подняли лестницы и молча вышли на эспланаду, перешагнув через опрокинутые туры траншеи. Люди успели уже пройти саженей 20, и только тогда неприятель спохватился. Джизакская стена окуталась дымом, и роты пошли бегом с обычным «ура». Резерв, остававшийся на батареях и следивший за товарищами глазами и сердцем, наконец, не выдержал: точно сговорившись, без всякой команды, кинулись люди с батареи и бегом пошли на обвал (т.е. к бреши — A.M.) с криком «ура». Одновременно на северо-западный угол крепости была произведена отвлекающая атака силами трех сотен казаков. [379]

Бой был непродолжителен. Не ожидавшие столь решительного наступления бухарцы обратились в бегство. На поле боя полегло около 6 тысяч воинов эмира, тогда как в русском войске было убито всего 6 человек. Во время штурма на русский лагерь, находившийся под началом полковника Мантейфеля, попыталась напасть бухарская армия, которую эмир направил на выручку Джизаку. Однако, под метким огнем русских она отступила, не принимая боя. В крепости разместился русский отряд (10 рот пехоты 3 сотни казаков при 12 орудиях), получивший название Джизакского.

Вскоре после этой победы Романовский получил повышение и покинул Среднюю Азию. Войска перешли под командование Мантейфеля. В ноябре-декабре, в связи с наступлением холодов боевые действия несколько поутихли, но весной 1867 они вспыхнули с новой силой. Сын известного казахского военачальника Кенисары Садык нанес поражение небольшому отряду казаков в районе форта Верный. Около Джизака постоянно появлялись конные разъезды бухарцев. В качестве превентивной меры комендант крепости Абрамов в мае 1867 захватил бухарское укрепление Яны-Курган, а затем нанес несколько поражений воинам, пытавшимся его отбить.

Таким образом, к лету 1867 г. в руках российского правительства сосредоточились весьма обширные территории Средней Азии. Для обсуждения их административного устройства в Петербурге работал специальный комитет под председательством военного министра Д. А. Милютина. Согласно решению комитета, 11 июля 1867 г. было учреждено Туркестанское генерал-губернаторство, делившееся на две области: Семиреченскую и Сыр-Дарьинскую. Последняя состояла из 7 уездов: Казалинского (город Казалинск возник на месте форта № 1), Перовского, Чимкенского, Аулие-Атинского, Ташкентского, Ходженского и Джизакского. [380] Основу его войск составили 9 Оренбургских и 3 Сибирских линейных батальона, переименованных в Туркестанские. Кроме 12 линейных батальонов в округе первоначально размещались стрелковый Туркестанский батальон, по батальону Самарского и Каспийского полков и пеший Оренбургский казачий батальон. Но вскоре эти части перевели на другие места службы. Взамен в 1868 г. сформировали два губернских батальона в Ташкенте и Верном и 10 уездных команд. В состав войск округа вошло также образованное в 1867 г. Семиреченское казачье войско. Кроме того, в него направлялись казаки Уральского, Оренбургского и Сибирского войск. Силы собственно Сыр-Дарьинской области, по свидетельству М. А. Терентьева, насчитывали 49 штаб-офицеров, 203 обер-офицера и 10620 унтер-офицеров, солдат и рядовых казаков при 209 орудиях.

Первым туркестанским генерал-губернатором и командующим войсками Туркестанского военного округа стан генерал-адъютант К. П. фон Кауфман, опытный офицер, имевший за плечами множество кампаний. «Человек большого ума и обширных знаний, — писал о нем один из сослуживцев, — он соединил с этим чисто русские взгляды на государственные задачи России, несмотря на немецкое происхождение». Кауфман располагал настолько широкими полномочиями, что местные жители прозвали «ярым-подшо», что означает «полуцарь». По инициативе генерал-губернатора был предпринят целый ряд мер для развития в Средней Азии русской торговли и промышленности. В январе 1868 г. Кауфман добился принятие кокандским ханом Худояром торгового договора, очень выгодного для России. Одновременно началась подготовка к решительной схватке с Бухарой. [381]