Характеризуя военные действия России в Средней Азии на рубеже 40–50-х годов XIX в., видный военный историк офицер Генерального штаба А. И. Макшеев писал: «Посылки войск в степь после Хивинской экспедиции (т. е. похода В. Л. Перовского — А. М.), сделались чаще, да и самая цель посылки изменилась. За исключением случаев прикрытия каких-либо научных исследований, прежде войска отправлялись в степь почти только для поисков (т.е. стычек с неприятелем ), которые приносили нам больше вреда, чем пользы; а теперь они высылались преимущественно для комплектования гарнизонов степных укреплений и для снабжения их провиантом и всем необходимым.» Особенно быстро усиливалось Раимское укрепление. Показательны следующие цифры: в 1848 г. туда было отправлено 1570 подвод с грузом, в 1849 г. — 1247 подвод, в 1850 г. — 1065. Гарнизон крепости к 1850 г. достиг 850 чел.
Вполне понятно, что появление на Сыр-Дарье русского укрепления вызвало большую тревогу у хивинского хана. Первое столкновение произошло уже в августе 1847 г., через месяц после основания крепости. Тогда двухтысячный отряд подвластных Хиве казахов во главе со своим предводителем Илекеем Касымовым и хивинским беком Ходжи-Ниязом вторгся на правый берег Сыр-Дарьи, разграбил кочевья местных казахов и вновь ушел за реку в хивинскую крепость Джан-Кола. Подобные взаимные набеги с угоном скота («барантой») были в степи делом обычным. Однако, с точки зрения коменданта Раимской крепости подполковника Ерофеева произошло нападение на российскую территорию. Ерофеев [336] собрал отряд из 200 солдат и казаков при двух пушках и двинулся к Джар-Коле. По дороге к нему примкнуло свыше 700 казахов из разоренных кочевий. По Сыр-Дарье шла вооруженная пушками шхуна «Николай» под командованием поручика Мертвого. Следует заметить, что оренбургский военный губернатор Обручев строго запретил Ерофееву переходить Сыр-Дарью, которая была объявлена границей между русскими и хивинскими владениями. Поэтому русский отряд, остановившись напротив вражеской крепости на «своем» берегу, обстрелял ее из пушек. Союзные Ерофееву казахи подобными «условностями» ограничены не были, а потому форсировали реку, ворвались в Джан-Колу, гнали совершенно деморализованных хивинцев до р. Куван-Дарья и отбили у них 50 тыс. баранов.
Во второй половине ноября на Сыр-Дарье появилось новое хивинско-казахское войско во главе с дядей правящего хана Рахманберды-бием. Оно вновь ограбило местных казахов и было отогнано русским гарнизоном. В марте 1848 г. набег на окрестности Раимской крепости совершили туркмены из племени йомудов, а в мае казахско-хивинское «скопище» напало на отряд прапорщика Яковлева, совершавший топографическую съемку местности. Интересно, что в последнем столкновении обе стороны продемонстрировали владение специфическими «степными» способами ведения боя. Яковлев, увидев приближавшуюся хивинскую конницу, построил своих людей в каре. Хивинцы, зайдя с наветренной стороны, подожгли траву так, чтобы огонь пошел на русских. Однако сопровождавшие Яковлева уральские казаки быстро выжгли вокруг отряда всю траву и огонь, шедший со стороны врага, погас. После продолжительной перестрелки нападавшие отступили. Недалеко от отряда Яковлева в то время находились две сотни оренбургских казаков под началом старшины Иванова, которые везли грузы в Уральское укрепление на р. Иргиз. За ними следовал [337] раимский караван (рота пехоты и еще две сотни казаков). Узнав о произошедшей схватке, Иванов поспешил вступить с хивинцами в бой. По словам одного из сослуживцев он был человеком «нетрезвым, нераспорядительным, но вместе с тем беззаветно храбрым».
Сначала Иванов с небольшой группой казаков вырвался вперед основных сил и едва не попал в плен, но затем смог нанести хивинцам поражение. Во время боя он, по свидетельству А. И. Макшеева «с пикой в руках вносился в ряды неприятельские и много тел положил на месте».
Столкновения 1847–1848 гг. показали хивинцам, что русские не только прочно утвердились на Сыр-Дарье, но и намерены защищать тех казахов, которых считают подданными своей державы. В 1849–1850 гг. крупных набегов из Хивинских земель не было. Однако, у стен Раимского укрепления, переименованного к тому времени в Аральское, появился новый неприятель. В феврале 1850 г. кочевавшие недалеко от него казахи подверглись нападению другого казахского племени, пришедшего с территории Кокандского ханства. В августе набег повторился, причем на этот раз нападавшие угнали 21 тыс. баранов. Оставлять подобное безнаказанным было нельзя. 26 августа 1850 г. из Аральского укрепления выступил отряд, включавший сотню казаков, 150 пехотинцев, 200 союзных казахов и 2 пушки с прислугой. Пройдя около 240 км., он 9 октября атаковал пограничную кокандскую крепость Кош-Курган на р. Караузяк и захватил ее. Тут, однако, выяснилось, что совершавших набег казахов в крепости нет, а весь ее гарнизон состоит из 10 воинов. Пятеро из них были убиты при штурме, а пятерых увели в плен, в Аральск.
События 1850 г. были следствием типичного для казахов того времени образа жизни, с «барантой» и постоянной борьбой за кочевья. Нечто иное произошло весной 1852 г. К Аральску двинулось полуторатысячное [338] войско под командованием Якуб-бека, правителя кокандской крепости Ак-Мечеть на Сыр-Дарье. Помимо казахов, в походе участвовало много воинов собственно кокандской армии из городов Кош-Курган, Чим-Курган, Ак-Мечеть и др., а также небольшой отряд хивинцев. Навстречу им из Аральска выступил отряд коменданта крепости майора Энгмана, численностью около 100 человек. С пушкой-единорогом. Противники столкнулись в 58 км от Аральска на урочище Ак-Булак. Воины Якуб-бека окружили русских, но были отогнаны ружейным и артиллерийским огнем. С наступлением сумерек неприятель скрылся, бросив угнанных баранов и коней.
Незадолго до этих событий, в марте 1851 г. Обручев составил на имя императора записку, в которой обосновывал необходимость захвата кокандской крепости Ак-Мечеть, а в перспективе и нового похода на Хиву. В целях практической подготовки этих акций он разработал целый ряд инструкций по организации «степных походов». Так было решено разрешить солдатам в жаркое время идти без мундиров, в рубахах, имея в руках только ружья, а ранцы везти в обозе. Улучшилось снабжение отрядов провиантом и фуражом. В Швеции были заказаны два парохода с выдвижными килями, способные ходить как по морю, так и по рекам. Однако, в том же 1851 г. В. А. Обручев покинул занимаемую должность и управление Оренбургским краем вновь перешло в руки В. Л. Перовского. Последний, основываясь, видимо, на собственном горьком опыте, отверг идею Хивинского похода, но поддержал идею захвата Ак-Мечети. Более того, в рапорте на имя императора Николая I Перовский настаивал на уничтожении всех кокандских и хивинских крепостей на обоих берегах Сыр-Дарьи. «Допущение коканцев и хивинцев к водворению на том или другом берегу Сыра, — писал он, — было бы в равной степени несовместимо с плаванием наших пароходов и с устройством, согласно Высочайшей воле, промежуточных [339] постов для соединения Аральского укрепления с крайним пунктом Сибирской линии.»
Предложение, касавшееся Сибирской линии, еще до подачи рапорта Перовским выдвинул генерал-адъютант Анненков, который предложил развернуть ее фланги таким образом, чтобы левый достиг р. Или, а правый примкнул к Сыр-Дарье. Николай I счел строительство крепостей на р. Или преждевременным, но движение по Сыр-Дарье одобрил. Интересно, что сам Перовский, когда государь послал ему на отзыв план Анненкова, раскритиковал его и тут же стал готовиться к походу на Ак-Мечеть.
Летом 1852 г. он отправил на рекогносцировку (разведку местности) группу казаков и солдат под началом прапорщика Голова. Однако когда русские приблизились к Ак-Мечети, кокандцы приказали им уйти, угрожая расправой. В ответ Перовский послал к Ак-Мечети новый отряд численностью в 470 человек, (полурота пехоты, две сотни казаков и пять орудий с прислугой). Командовал этими силами полковник Иван Федорович Бларамберг, видный ученый-картограф и боевой офицер, имевший за плечами русско-турецкую войну и опыт боевых действий на Кавказе. По признанию современников, Бларамберг отличался большим личным мужеством и исполнительностью, граничившей с педантизмом. Не вступая в какие-либо переговоры, он 19 июля 1852 г. подошел к Ак-Мечети и сразу же начал ее обстрел из пушек.
Укрепления Ак-Мечети, как это часто бывает в средневековых городах, образовывали две линии: внешнюю и собственно крепость, которая была окружена рвом с водой и имела глинобитные стены высотой около 8 метров с несколькими башнями. Дополнительной защитой городу служили также протоки Сыр-Дарьи. Гарнизон противника, по сообщениям кочевавших неподалеку казахов, насчитывал от 80 до 200 человек. Якуб-бек к тому [340] времени уехал в Коканд, и обороной руководил другой военачальник — Батырбасы.
20 июля 1852 г. начался штурм. Солдаты Бларамберга смогли преодолеть внешние укрепления, но, когда они подошли к внутренней крепости оказалось, что их штурмовые лестницы слишком коротки. Потеряв 20 человек убитыми и 52 ранеными, отряд отступил, поджигая по дороге находившиеся за стенами крепости дома. Неудача под Ак-Мечетью была в известной степени возмещена 4 августа, когда русским удалось взять приступом маленькую кокандскую крепость Чим-Курган. Кроме того, Бларамберг приказал разрушить Кош-Курган и Курмыш-Курган, оставленные кокандцами без боя. 21 августа отряд вернулся в Аральск. Объясняя причины неудачи при штурме Ак-Мечети, Бларамберг впоследствии писал в своих мемуарах: «Трудно, если не совсем невозможно, взять такую крепость, как тогдашняя Ак-Мечеть, штурмом с моим небольшим отрядом. Однако согласно полученному приказу я обязан был хотя бы попытаться.» Ценой «попытки», как уже говорилось, стали 20 человеческих жизней.
Тем временем В. Л. Перовский собрал силы для большого похода. Политическая обстановка благоприятствовала этому. Постоянно тлевшая в Кокандском ханстве борьба между кочевниками-кипчаками и оседлыми сартами в 1852 г. переросла в настоящую войну. В 1851, когда лидер «кипчакской парти», бывший регент Мусульман-кул отправился воевать с Ташкентом, в самом Коканде сарты устроили страшную резню кипчаков. Хан Худояр, хотя и был посажен на престол кипчаками, всемерно этому потворствовал, так как тяготился опекой волевого и энергичного Мусульман-кула. В октябре 1852 г. на урочище Былкыллам произошло сражение между армиями Мусульман-кула и старшего брата хана Малля-бека. Битва была очень сумбурной, обе стороны после первого столкновения отступили, но в итоге победа [341] осталась за правительственными войсками. Взятого в плен Мусульман-кула посадили на высокий столб, у подножия которого воины Малля-бека резали кипчаков. По возвращении в Коканд бывшего регента повесили. Подобные жестокости, естественно, никак не способствовали консолидации кокандцев, что было очень на руку русским.
Заставляли спешить и обострившиеся отношения между великими державами. В феврале 1853 г. император Николай I встретился с английским дипломатом Г. Сеймуром и практически напрямую предложил ему разделить владения Турецкой империи между Россией и Великобританией. Лондонский кабинет, однако, полагал, что выгоднее сохранить единство Турции и, соответственно, единоличное влияние на ее политический курс. Отголоски «большой игры» докатывались и до среднеазиатских государств. Находившийся в Оренбурге в 1852 г. хивинский посол во время переговоров с В. Л. Перовским угрожал ему, что хан может отдать свои владения в районе Сыр-Дарьи турецкому султану или англичанам. При этом посол проговорился, что еще в 1851 г. хивинский сановник был послан для обсуждения этого вопроса в Тегеран, где находился «именитый турок от лица султана». При этом оказывать какую-либо помощь Коканду Хива не собиралась, да и вообще относилась к нему не слишком благожелательно.
В начале июня 1853 г. в Аральск были стянуты войска из Орска, Оренбурга, Верхнеозерской станицы, составившие т.н. экспедиционный отряд. Он включал три роты 4-го Оренбургского линейного батальона, 5 сотен уральских и оренбургских казаков, 3 сотни кавалеристов Башкирско-мещерякского войска, 17 орудий (в т.ч. 5 кегерновых мортир), гальваническую команду и специально присланную из Петербурга ракетную команду. Всего в поход отправилось около 2350 солдат и офицеров и 500 казахов, служивших разведчиками и перевозивших [342] на лошадях грузы. К Ак-Мечети отряд двигался четырьмя эшелонами: 1-й под началом полковника Марка (2 сотни казаков, 3 орудия, ракетная и гальваническая команды); 2-й генерал-майора Подурова (рота пехоты, 1,5 сотни казаков); 3-й подполковника Ионея (такого же состава как и 2-й); 4-й войскового старшины Филатова (2 сотни казаков, 2 орудия и обоз).
Пройдя 410 км в 16 переходов за 18 дней, головные эшелоны прибыли к вражеской крепости 3 июля 1853 г. Последние эшелоны подтянулись два дня спустя. Тогда же, 5-го июля, по Сыр-Дарье пришел вооруженный пушками пароход «Перовский» под командованием капитан-лейтенанта Бутакова. Руководство осадными работами было возложено на генерал-майора С. А. Хрулева, а общее командование осуществлял сам В. Л. Перовский. Строительство батарей производили преимущественно по ночам, т.к. днем кокандский гарнизон, численность которого достигала 300 человек, очень метко обстреливал осаждающий из ружей. Артиллерия крепости, напротив, сразу же показала свою слабость. У кокандцев было всего три пушки небольшого калибра, которые они переносили с башни на башню.
К ночи на 8 июля осаждавшие возвели пять батарей. Батарея № 1 находилась, примерно, в 500 м. к северо-востоку от крепости и состояла из двух шестифунтовых пушек и четвертьпудового единорога. Батарея № 2 стояла 730 м. на юг от крепости за рекой Сыр-Дарьей и была вооружена двумя полупудовыми единорогами. Между этими крайними батареями разместились батареи № 3 и № 4, причем первая из них включала 12-фунтовую пушку и три четвертьпудовых единорога, а другая (№ 4) была ракетной.
Наконец, ближе всех к неприятелю, всего в 300 м. к северо-западу от крепости стояла батарея № 5 из 4 мортир. Неподалеку от нее во рву разрушенного еще Бларамбергом внешнего укрепления засело полроты солдат, [343] вооруженных нарезными штуцерами под началом майора Кузьмина-Караваева.
Почти сразу после окончания осадных работ между русскими и крепостью произошла перестрелка, причем кокандцы бросали со стен самодельные гранаты. Одной из этих гранат был контужен Кузьмин-Караваев. Рано утром 8 июля по крепости открыли огонь все батареи сразу. Как сообщает участвовавший в осаде капитан А. И. Макшеев, по неприятелю было выпущено около 160 снарядов из пушек и мортир и 40 ракет. Но огонь артиллерии оказался мало эффективным: русские снаряды не пробивали глинобитные стены крепости толщиной более 8 метров, а осажденные отвечали довольно метким огнем из ружей. В ночь на 9 июля батарея № 4 была выдвинута вперед и усилена четырьмя орудиями. Еще день спустя от нее начали копать апрош (осадную траншею) к восточному углу крепости, а затем соединили траншеями эту батарею с батареей № 5. 11 июля осаждавшим удалось разбить артиллерийским огнем восточную башню. После этого успеха на батарее № 4 сосредоточили 12 орудий, проделавших в крепостных стенах большую брешь. Воспользоваться достигнутым, впрочем, не удалось, штурма не начали, а в ночь на 13 июля кокандцы брешь заделали.
В ответ левее батареи № 5 была создана еще одна (шестая) батарея, всего в 200 м. от северо-западного фаса крепости. В. Л. Перовский направил осажденным письмо, в котором говорилось: «По приказу Государя моего императора Всероссийского пришел я взять Ак-Мечеть, построенную кокандцами на русской земле для притеснения киргиз (казахов — A.M.), наших подданных. Ак-Мечеть уже взята, хотя вы и сидите в ней. Вы видите, что я, не теряя моих людей, могу истребить вас всех до одного. Напрасно исправляете вы стены: в Ак-Мечеть войду я в ворота, потому что в собственную крепость через стены не лазят. Если бы стены были не мои, [344] то я не жалел бы их: вы знаете, что я имею силу разрушить их совершено». Угрозы действия не возымели, и кокандцы сдаться отказались.
14–16 июля осаждавшие, прикрываясь мантелетом, вели апроши к западной, северной и восточной башням крепости. В ночь на 17 июля апроши достигли крепостного рва, в то время пересохшего. Кокандцы сбрасывали со стен горящий хворост и при свете обстреливали русских, но не смогли их выбить из траншей. Днем 20 июля группа осажденных совершила вылазку, захватила двух солдат и быстро вернулась в крепость. В Ак-Мечети пленных придали жестокой казни: с них содрали кожу.
В ночь на 21 июля В. Л. Перовский распорядился выдвинуть к северо-восточному фасу крепости новую, седьмую батарею. Теперь русские пушки стояли всего в 100 м. от неприятельской твердыни, а кокандцы прямо со стен бросали в солдат, проникших в ров, глыбы сухой глины. 25 июля осаждавшие начали подкапывать склоны рва, чтобы подвести под крепость минную галерею и взорвать стены. Два дня спустя мина была заложена. В ночь на 28 июля, через 25 дней после начала осады, назначили генеральный штурм. Ровно в 3 ч. 50 мин. раздался мощный взрыв, и часть северо-восточной стены рухнула. В Образовавшуюся брешь немедленно был направлен картечный огонь батарей № 4 и № 7, а затем туда бросилась 1-я рота линейного батальона, которая после жестокой схватки заняла стены. На помощь 1-й роте подоспела 2-я, но увлекшись погоней за отступавшими кокандцами, она ворвалась внутрь крепости, где попала под огонь самих штурмующих.
Тем не менее к 4 ч. 30 мин. крепость была взята. Комендант Ак-Мечети Мухаммед-Вали погиб в схватке, всего же при штурме было убито 212 кокандцев (206 мужчин, в основном воинов, 4 женщины и 2 ребенка). Еще 30 защитников крепости погибли в ходе осады. Потери русских во время штурма составили 13 человек, а за [345] все время осады — 17 человек. В ходе борьбы за Ак-Мечеть Перовский получил известие, что на помощь осажденным движется войско из Ташкента. В связи с этим он еще 18 июля отправил отряд из 500 казаков под командованием генерал-майора Падурова на встречу предполагаемому неприятелю — к переправе через рукав Сыр-Дарьи Бер-Казан. Очень скоро Падурову стало ясно, что слухи о походе ташкентцев ложны, но прежде, чем возвратиться к основным силам, он приказал своим казакам исследовать переправу.
21 июля отряд казаков и башкир (250 человек), пользуясь полученными сведениями, форсировал Бер-Казан на лодках и камышовых плотах, после чего быстрым маршем вышел к маленькой кокандской крепости Джулек и 24 июля взял ее без боя. По решению находившегося в отряде капитана А. И. Макшеева Джулекские укрепления были взорваны минами для тренировки перед взрывом стен Ак-Мечети.
За взятие кокандских крепостей генерал Перовский удостоился императорского рескрипта с благодарностью и решением о переименовании крепости Ак-Мечеть в форт Перовский. 36 участников экспедиции получили ордена и золотые сабли, 64 — очередные чины.
Еще в конце весны 1853 г., когда русские готовились к большой осаде Ак-Мечети, хан Коканда Худояр получил известие, что правитель города Ура-Тюбе Абдул-Гафар готовится совершить на него набег. Худояр решил нанести превентивный удар, но без особых оснований решил, что ура-тюбинцы находятся в сговоре с его братом и наместником в Ташкенте Малля-беком. Кокандские войска двинулись и на Ташкент, и на Ура-Тюбе. В обоих случаях им сопутствовала удача: города были взяты, а Малля-бек бежал в Бухару. Новый ташкентский наместник Шодман-ходжа решил проявить рвение и уже в середине августа 1853 г. предпринял поход с целью отбить у русских Ак-Мечеть. Численность его армии [346] достигала 7000 человек, а ее ударную силу составляли 300 воинов, одетых в кольчуги.
Навстречу кокандцам из Ак-Мечети выступил отряд войскового старшины Бородина, включавший 150 уральских казаков, 120 солдат пехотинцев, 3 единорога. 24 августа на берегу Сыр-Дарьи произошло сражение. В течении целого дня кокандцы атаковали многократно уступавший им по численности отряд русских, но каждый раз меткий ружейный и картечный огонь заставлял их отступить. На следующий день Шодман-ходжа увел свое войско. Когда неудачливый полководец вернулся в Коканд, разгневанный Худояр приказал одеть его в женское платье, дать в руки прялку и в таком виде выставить в дворцовом зале совета, но казнить, вопреки своему обыкновению, не стал. Русское командование, отстояв крепость, приступило к сооружению Сыр-Дарьинской линии, которая протянулась от Аральского укрепления до форта Перовский. Между этими пунктами расположились еще три форта. Форт № 1 дал начало городу Казалинску.
В октябре 1853 г. Россия вступила в Крымскую войну, и на некоторое время ее наступательное движение в Средней Азии приостановилось. Эмиссары противников России, в первую очередь Турции и Великобритании, наоборот, действовали очень активно. Осенью 1853 г. в Коканд, Хиву и Бухару прибыли послы турецкого султана, призывавшие правителей этих государств к нападению на русских. 14 декабря кокандское войско, численностью от 12 до 13 тыс. человек с 17 орудиями под предводительством самого мингбаши (главнокомандующего) Касым-бека подошло к форту Перовский и встало около него лагерем. Русский гарнизон насчитывал 1055 человек при 14 пушках и 5 мортирах. Руководивший обороной начальник левого фланга Сыр-Дарьинской линии полковник Огарев сразу же попытался перехватить у противника инициативу. По его приказу рано утром 18 [347] декабря отряд из 350 человек пехоты и 190 казаков с четырьмя орудиями и двумя ракетными станками вышел из форта и сначала обстрелял, а затем атаковал лагерь осаждающих. Кокандцы были ошеломлены, но быстро опомнились и стали окружать малочисленный отряд. Тогда из форта вышло еще два отряда по 80 человек в каждом, причем помимо солдат в из составе были матросы с парохода «Перовский». Ободренные подходом подкрепления главные силы снова пошли вперед, ворвались в лагерь, захватили всю кокандскую артиллерию.
Армия Касым-бека бежала. Ее преследование было поручено башкирам и казакам под командованием казачьего сотника Карамышева. Кокандцы понесли в этой битве огромные потери: 2000 убитыми. У русских погибло всего лишь 18 человек, причем среди них — ни одного офицера. Сообщая императору Николаю I о победе, В. Л. Перовский особо подчеркивал ее политическое значение, которое заключалось в «ослаблении враждебных для нас расположений, возбуждаемых агентами турецкого и английского правительств в Бухаре и Хиве. Далее, касаясь более или менее дружелюбных отношений с Бухарой, Перовский писал: «На прочность этого полагаться нельзя, если только турки действуют в Бухаре столь же ревностно, как и в Хиве. Здесь стараются они внушить доверие к англичанам, против русских же возбудить недоверие». Для иллюстрации приемов, применявшихся турецкими агентами, интересен сообщаемый Перовским эпизод: «Между прочими средствами к возбуждению в народе религиозного фанатизма кокандские муллы пустили в ход древнее мусульманское предание, заключавшееся в том, что в Софийской мечети в Константинополе хранится меч Али, зятя Мухаммеда, и что когда настанет время восстать всем правоверным против Гяуров, то меч этот сам должен выйти до половины из ножен. Теперь чудо это свершилось, проповедуют фанатики, обрекая проклятию всех, кто не послушается [348] такого очевидного знака воли божьей. Ту же идею стараются распространить в Бухаре турецкие послы, подтверждая справедливость сказанного чуда».
Сильную обеспокоенность высказывал также генерал-губернатор Западной Сибири Г. Х. Гасфорт, доносивший в Петербург, что при «согласии бухарского хана и афганских владетелей англичане, как союзники турецкого султана, под предлогом поддержки прав магометан присылают кокандскому хану своих или турецких инструкторов и оружие и тем, конечно, смогут усилить и направить действия необразованных и неустроенных кокандских ополчений». В. Л. Перовский дополнил к этому, что в Хиву уже прибыли турецкие мастера, которые отлили для хана несколько пушек.
Для предотвращения возможных нападений в 1854 г. на казахских землях воздвигли еще одно новое укрепление — форт Верный (впоследствии — город Алма-Ата). Инициатор его создания Г. Х. Гасфорт предлагал устроить мощную линию укреплений по Сыр-Дарье, от устья до города Туркестана, а оттуда, через гора Каратау до р. Чу. Разумеется, у воюющей страны средств на такие обширные работы не было, и дело ограничилось строительством форта. Впрочем, даже эту меру кокандцы, собиравшие с казахов дань, восприняли, как новое вторжение в свои пределы. В мае 1855 г. в крепости Пишпек (ныне Бишкек) кокандцы собрали войско в 9000 человек, но, узнав, что из Омска к Верному идут подкрепления, на поход не решились. Зато они смогли поднять против русских местных казахов. Мятеж возглавил весьма энергичный предводитель Исет Кутебаров, поддерживавший также тесные контакты с Хивой.
В течение целых четырех лет (1854–1858 гг.) на степных просторах Казахстана отряд Кутебарова, умело уклоняясь от столкновений с правительственными войсками, нападал то на казачьи разъезды, то на купеческие караваны, то на ставки тех казахских правителей, которые [349] поддерживали мирные отношения с русскими. Весьма опасным противником оказался и другой казахский воин Джан-ходжа. Первоначально он был настроен к русским вполне благожелательно и страстно ненавидел хивинцев за производимые ими поборы. Однако недоброжелатели из числа самих казахов оклеветали Джанходжу перед Перовским, а тот, не особенно вникая в детали, стал всячески притеснять его род. Летом 1856 г. обиженный воин увел своих людей за Сыр-Дарью, а зимой совершил несколько набегов на окрестности форта № 1 Сыр-Дарьинской линии. Впоследствии, начальник этой линии, майор Фитингоф совершил против Джанходжи настоящий военный поход, в котором участвовало до 400 солдат и казаков. И все же, к счастью для России, крупного конфликта со среднеазиатскими государствами во время Крымской войны и в первые послевоенные годы не произошло.
Исход самой Крымской компании, как известно, оказался для Российской империи крайне неудачным. Проиграв борьбу с коалицией Англии, Франции и Турции, она по условиям Парижского мирного договора (1856) фактически лишилась военного флота и укреплений на Черном море. В этих условиях вопрос о море Каспийском становился кардинальным. В феврале 1857 г. наместник на Кавказе А. И. Борятинский писал военному министру: «Появления британского флага на Каспийском море будет смертельным ударом не только нашему влиянию на Востоке, не только нашей торговле внешней, но и ударом для политической самостоятельности империи». По указанию императора Александра II, военное министерство изучило записку Борятинского и составило доклад «О возможности неприязненного столкновения России с Англией в Средней Азии». Отвергая предложенные некоторыми, особенно ретивыми военачальниками фантастические планы похода в Индию, министерство, тем не менее, признавало, что британская [350] угроза Средней Азии существует. Для экономического укрепления позиций России в регионе учредили Закаспийское торговое товарищество, которое получило право создавать «заводы и фабрики для выделки изделий из произведений, как получаемых из Азии, так равно и отправляемых туда».
В 1857 г. управление Оренбургской губернией и, следовательно, среднеазиатские дела перешли в руки генерал-лейтенанта Александра Андреевича Катенина. По словам современника, это был «начальник весьма популярный в крае, любивший хорошие обеды и лихие солдатские песни». Упомянутые увлечения, впрочем, не мешали Катенину быть энергичным военачальником и, что, пожалуй, отличало его от Перовского, очень умелым администратором. Так он попытался расселить в низовьях Сыр-Дарьи казахских бедняков с целью приучить их к земледелию и превратить в опору русской власти. Катенин также активно старался превратить Аму-Дарью в путь, открытый для русской торговли. В июне 1858 г. он снарядил посольство во главе с полковником Н. П. Игнатьевым, которому надлежало посетить сначала Хиву, а затем Бухару. От западного побережья Аральского моря до устья Аму-Дарьи послы добрались на кораблях недавно созданной Аральской флотилии под командованием Г. И. Бутакова, а затем следовали сухим путем.
Проводив посольство, отряд из парохода «Перовский», баркаса и трех барж направился в один из рукавов Аму-Дарьи Кичкине-Дарью и по ней дошел до города Кунграда. Интересно отметить, что среди участников плавания был М. Г. Черняев, которому в дальнейшем предстояло сыграть в покорении Средней Азии очень видную роль. Кунград, населенный туркменами-йомудами в то время осаждали хивинские войска. При виде русского корабля хивинцы сразу же сняли осаду и ушли. Правитель города горячо поблагодарил русских за помощь, но Черняев с явным разочарованием записал в [351] дневнике: «Яумуды (так в тексте — А. М.) ничем не обнаружили и малейшего желания принять русское подданство. Народ этот, привыкший добывать себе хлеб грабежом и войной, более всего дорожит необузданной свободой и не променяет ее ни на какие блага, если с ними связаны порядок и благоустройство». При всей предвзятости моральных оценок, политические выводы Черняева были верны. Не приходилось сомневаться и в том, что йомуды действительно были очень опасны в качестве противника. 22 июня мимо стоявших лагерем у стен Кунграда русских промчался конный отряд туркмен. На вопросы о цели поездки они ответили, что идут за ушедшими из-под города хивинцами, чтобы «захватить кого-либо из отставших и за голову получить вознаграждение». Через день к Бутакову явился воин-йомуд, который действительно предложил купить у него несколько голов хивинских воинов, причем с явным намеком заявлял, что правитель Кунграда ему обычно платит по 40 рублей за голову. Разумеется, Бутаков от подобного «товара» отказался. Когда же кто-то из сопровождавших его казаков стал одну из голов осматривать, выяснилось, что она принадлежала старухе, но была выбрита «дабы походить на голову мужчины». Произведя рекогносцировку дельты Аму-Дарьи, суда флотилии вернулись в Аральское море.
Посольство тем временем добралось до Хивы, где 28 июля было принято самим ханом. Торжественная аудиенция не помешала хивинским сановникам фактически посадить дипломатов под домашний арест, заявив, что делается это для их же защиты от народа, якобы ненавидевшего всех русских. Взаимное незнание обычаев сказывалось буквально во всем. Один из членов посольства, ученый-ориенталист П. И. Демезон вспоминал, как возмутила хивинцев просьба русских выдать им для известных гигиенических нужд бумагу. По мнению правоверных мусульман бумага являлась священным предметом, [352] ибо на ней, кроме прочего, написан Коран, а для гигиенических целей вполне годились плоские камешки, полный ящик которых и доставили послам.
Переговоры Игнатьева с ханом затянулись, не принося каких-либо конкретных результатов. Осенью 1859 г. царским властям в Оренбурге стало известно, что афганский эмир Дост-Мухаммед, примирившись с англичанами, потребовал от эмира Бухары передать ему город Карши. «Эмир таким требованием, — сообщал в Петербург Катенин, — поставлен в самое затруднительное положение, не знает, что ответить послам. Можно предположить, что англичане решились образовать в Средней Азии сильное ханство.» Через некоторое время Афганистан предъявил Бухаре еще более решительные требования: 1. Предоставить городу Шахрисабзу самостоятельность; 2. Ура-Тюбе передать Кокандскому ханству, а Чарджоу -Афганистану, который станет управлять им под английским покровительством. Возмущенный оказанным на него давлением бухарский эмир Насрулла направил 12-тысячную армию к пограничному Кундузскому ханству, которое считалось его вассалом. Однако, афганцы сумели захватить Кундуз раньше бухарцев, а в эмирской армии летом 1860 г. начались внутренние распри и один из беков вовсе увел свой отряд. Эмир был вынужден признать переход Кундуза под влияние Дост-Мухаммеда.
Неспокойно было и в Кокандском ханстве. Потеряв Ак-Мечеть, хан Худояр решил укрепить свой пошатнувшийся авторитет с помощью жестокого угнетения подданных. Уже в 1857 г. казахи, кочевавшие около Аулие-Ата (ныне г. Джамбул), не выдержав поборов, восстали. В поисках союзника Худояр счел за благо помирится со своим братом Малля-беком, который сумел подавить мятеж и в награду снова стал правителем Ташкента. Между тем в Ура-Тюбе появился некий Рустам-бек, заявивший о своих претензиях на кокандский престол. Худояр [353] немедленно направил в Ура-Тюбе свое войско, но взять города оно не смогло. Более того во время отступления хивинцы сами подверглись нападению сторонников Рустам-бека и были разбиты. Смутой воспользовались бухарцы, которые вторглись в Кокандское ханство, заняли Ура-Тюбе и осадили Ходжент.
В борьбу за власть вступил также Малля-бек, не простивший Худояру причиненных обид. В начале 1858 г. он во главе отряда своих приверженцев занял селение Риштан восточнее Коканда. Туда стекались все недовольные властью Худояра, а таковых, учитывая крайне жестокий и сварливый характер хана, было немало. Поддержку новому претенденту на трон обещал и эмир Бухары, но его войска так и застряли под Ходжентом. Тем не менее в сражении у Коканда Малля-бек наголову разгромил Худояра, а затем после двадцатидневной осады вступил в столицу. Худояр бежал в Бухару. Малля-бек был провозглашен ханом. Желая сплотить своих подданных, новый правитель издал закон, обязывавший сартов вернуть кипчакам часть их земель, отобранных во время репрессий против сторонников Мусульман-кула. Вообще, в отличие от Худояра, Малля-хан проявил себя довольно умелым и здравомыслящим государственным деятелем, умевшим быть милостивым и даже великодушным. Например, заняв в 1860 г. Ура-Тюбе, он не устроил там резни и даже оставил прежнего правителя Барат-бека, назначенного бухарским эмиром.
Малля-хан пытался наладить отношения с Китаем, но потерпел неудачу: его посол был арестован и казнен властями пограничного города Яркенда. Не смог справиться Малля-хан и с внутренними раздорами: уже в первый год своего правления ему пришлось воевать сначала с неугомонным Худояром, а затем с городом Джизаком. Всеми этими неурядицами воспользовались российские власти, которые нанесли Кокандскому ханству новый удар, но не из Оренбургского края, как прежде, а [354] с востока. В конце августа 1860 г. из форта Верный выступил отряд под началом полковника Циммермана. 28 августа он разгромил принадлежавшую кокандцам крепость Токмак, а 4 сентября занял г. Пишпек. В октябре того же года Малля-хан послал войско, чтобы вернуть потерянные крепости, но оно было разбито отрядом полковника Колпаковского. Соотношение потерь в этом сражении выглядит просто невероятным: у кокандцев убито и ранено около 1500 человек, а в русском отряде — всего 33 человека, причем убит из них лишь один.
Итак, в 1850-е годы вооруженные силы Российской империи смогли укрепиться на Сыр-Дарье и потеснить кокандцев в их казахских и киргизских владениях. В политической сфере важнейшим фактором стало влияние на среднеазиатские дела русско-английских противоречий.
В сфере военной несомненным достижением явилось то, что российское командование преодолело легкомысленный, предвзято-пренебрежительный взгляд на противника. Осада Ак-Мечети или Пишпека велась по всем правилам военного искусства, с применением инженерных сооружений (апрошей, мантелетов, насыпей и т.д.) и довольно многочисленной артиллерии. В полевых сражениях умело использовались большая дисциплинированность и выучка русских солдат и, особенно, превосходство в огневой мощи. Именно названные обстоятельства позволили русским не просто одерживать победы, но выигрывать битвы, не взирая на многократное численное превосходство противника: в сражении под Ак-мечетью 270 солдат и казаков заставили отступить 7-тысячную армию кокандцев, у форта Верный 700 русских захватили лагерь и отбили артиллерию у 12-тысячного кокандского войска.
Один из офицеров Генерального штаба, С. И. Турбин, служивший в Западной Сибири, написал даже солдатскую песню, в которой были такие слова: [355]
Дальнейшее развитие событий, однако, выдвинуло целый ряд новых задач, решать которые пришлось ценой больших усилий и жертв. [356]