В глубь веков уходит предыстория Коканда. Расположенный в районе нынешнего города населенный пункт упоминался еще в X веке, как стоявший на караванном пути в Индию и Китай. В XIII веке он был разрушен монголами. В 1732 году на месте крепости Эскикурган возник, город, получивший в 1740 году название Коканда, которому впоследствии было суждено стать столицей нового ханства, возглавленного правителями Коканда из династии Минг. Первоначально это было небольшое, обособившееся от Бухарского эмирата владение, но постепенно оно расширилось территориально, особенно в годы правления Мухамед-Алимхана (1800-1809), принявшего титул кокандского хана. Алимхану удалось не только объединить под своей властью города Ферганы, но и подчинить себе Ташкент и Чимкент.
Завоевательная политика кокандских правителей продолжалась и при Умархане (1809-1822), который в 1815 году взял город Туркестан. Это повлекло переход под власть Коканда прилегающих к течению Сырдарьи казахских степей.
Кокандское ханство было типичным феодальным государством, основанным на произволе властителей и жесточайшей эксплуатации народных масс. Однако -об этом нельзя забывать - в условиях феодальной раздробленности и непрекращающихся междоусобиц возникновение в Средней Азии в XVII-XVIII веках Бухарского эмирата и Хивинского и Кокандского ханств было явлением, объективно способствовавшим централизации в них государственной власти.
С течением времени стали устанавливаться контакты и связи Кокандского ханства с Россией. Начался обмен посланниками, велись торговые операции. Первым русским путешественником, побывавшим в Коканде, был офицер, переводчик Отдельного Сибирского корпуса Филипп Назаров, описавший ханство в своих записках.
В 1813 году Назаров выехал из Петропавловска под прикрытием отряда казаков. Их сопровождал купеческий караван из ста верблюдов, который вез ко-кандцам разные товары. Отряд медленно передвигался по пустынным казахским степям. Шли дни, недели, и вот взору путников предстали первые города Кокандского ханства. Сильное впечатление на Назарова произвели величественные очертания видимого еще издали мавзолея Ходжа Ахмада Ясави в городе Туркестане.
В Ташкенте посланников задержали, и только через несколько дней переговоров Назаров получил разрешение с небольшим количеством охраны двинуться дальше к столице ханства. Неподалеку от Коканда, на переправе через Сырдарью, его встретил командированный ханом чиновник.
И вот, наконец, цель путешествия - Коканд. Назарова с отрядом разместили в палатках на краю города, где они и жили одиннадцать дней, после чего русскому послу разрешили увидеться с ханом и поднести ему привезенные высочайшую грамоту и подарки.
От палатки до самого дворца по обеим сторонам дороги были расставлены кокандские войска. Сначала стояла конница в белых, как снег, чалмах. Ее сменила гвардия в пышных красных тюрбанах. Ближе к дворцу выстроилась вооруженная кривыми саблями пехота. Диковинная армия кокандских правителей произвела на русский отряд внушительное впечатление. В свою очередь вид русских людей вызвал огромный интерес местных жителей. Все высокие места - деревья, крыши домов, дувалы были усеяны кокандцами, желавшими посмотреть, как выглядят посланцы России.
Назарову довелось провести в Кокандском ханстве одиннадцать месяцев. Поездка по Ферганской долине дала возможность Назарову познакомиться с ее природой и населением, его занятиями. Он имел возможность осмотреть и ханскую столицу. Вот что писал Назаров о Коканде: "Город сей весьма обширен и многолюден; в нем считают до четырехсот мечетей; расположен на ровном месте и не имеет никакого укрепления, кроме замка владетеля; изобилует ключами; в окружности лежат деревни, луга и пашни; земля солонцеватая*. В городе улицы узкие, немощеные, дома сделаны также из глины; посреди города построены три каменные рынка, в коих производится торг два раза в неделю; в нескольких местах находятся древние памятники и близ 'замка огромные, из жженого кирпича конюшни для аргамаков владетеля".
Другим русским человеком, побывавшим в Коканде, явился хорунжий Сибирского линейного казачьего войска Николай Ильич Потанин - отец знаменитого русского путешественника но внутренней Азии Г. Н. Потанина. В 1829 году ему было поручено сопровождать до Ташкента кокандских посланников, возвращавшихся из Петербурга на родину. Свои впечатления от путешествия Потанин изложил в докладной записке, уделив в ней большое место описанию столицы Кокандского ханства.
Подобно своему предшественнику, Потанин отметил ровное местоположение города, его тесные, кривые, немощеные улицы, двухэтажный ханский дворец, стоявший посередине города, возле берега Кокандсай и окруженный высокой глиняной стеной.
Потанина поразили два кирпичных на сводах, моста с башнями при въезде и выезде, переброшенные через крупные арыки города - Кичиксай и Улькунсай. Один из них находился, по описанию Потанина, против ханского дворца - это позволяет уточнить местоположение тогдашней урды. Путешественнику бросилось также в глаза множество сооружений культовой архитектуры, среди которых, по его данным, было около 100 мечетей с фасадами из кирпича. Многие здания уже тогда были в плохом состоянии. Коканд представлял в то время крупный торговый центр. По данным Потанина, здесь функционировали шесть базаров. В двух из них торговали кокандские жители. Остальные предназначались для проходивших караванов и торговали три раза в неделю. Потанин отметил высокое качество продававшихся кокандских тканей из хлопка и шелка.
В плену у кокандцев
Записки Назарова и Потанина
привлекали тем большее внимание, что 50-60-е годы XIX века были временем,
когда царская Россия стала проявлять повышенный интерес к Средней Азии.
Стесняемые недостаточной емкостью внутреннего рынка, российские капиталисты стремились занять новые территории для сбыта своих промышленных изделий и получения сырья. Одной из таких манящих к себе территорий стала к середине XIX века Средняя Азия с возраставшим спросом ее населения на фабрично-заводскую продукцию и с огромными природными ресурсами и сырьевыми возможностями. Осуществление более энергичной политики царизма в Средней Азии стимулировалось также усилением в 30-40-х годах сбыта в Туркестане товаров, поставляемых Англией, боязнью конкуренции и экспансии с ее стороны. Интересы торгово-промышленной буржуазии России находили поддержку руководящих военных кругов, учитывавших стратегическое значение Средней Азии на подступах к Индии и другим странам Востока. Однако поражение царизма в Крымской войне не благоприятствовало в те годы его завоевательным планам, и дело ограничилось на этом этапе установлением владычества царизма на берегах Аральского моря.
Отправной базой для экспансии в сторону Средней Азии стал Оренбург, на генерал-губернатора которого, В. А. Перовского, были возложены первые военные операции. В 1853 г. была занята Ак-Мечеть, получившая название форта Перовского (ныне Кзыл-Орда). Пограничная крепость Кокандского ханства стала стратегической опорой русского царизма, откуда впоследствии продолжалось дальнейшее продвижение царских войск в глубь Туркестана.
В процессе этого продвижения русские солдаты попадали иногда в плен к кокандцам, что давало им возможность знакомиться с Кокандским ханством. Известен сибирский казак Максимов, пробывший в плену 11 лет. В оставленных им "Показаниях", наряду с другими ценными сведениями, сообщалось, что "самый богатый между городами Кокании - Ташкент, более ученый город - Кокан". О том, что Коканд являлся центром богословия, говорят и приведенные Максимовым цифры: в Коканде, по его данным, в то время насчитывалось 500 мечетей.
С 1849 по 1852 г. в плену у кокандцев пробыли два сибирских казака Милюшин и Батарышкин. Их показания, дающие характеристику Коканда раннего периода царствования Худоярхана, были записаны действительным членом Русского Географического Общества А. Макшеевым.
Русское Географическое Общество публиковало в своих изданиях различные сведения о Кокандском ханстве. Наиболее существенный материал был собран к этому времени выдающимся русским востоковедом Владимиром Владимировичем Вельяминовым-Зерновым, (1830-1904). Окончив в 1850 году Александровский лицей, где он усердно изучал арабский и персидский языки, он поступил в Азиатский департамент Министерства иностранных дел, а затем в 1851 году был откомандирован в Оренбург в распоряжение В. А. Перовского. Здесь он совершал поездки в глубь степей, изучал жизнь и быт их обитателей, начал практически знакомиться с местными тюркскими наречиями. Большое внимание он уделял архивным материалам, а также сведениям, полученным от "очевидцев", "добросовестных русских и азиатских купцов". Все это дало ему возможность, не побывав лично в Туркестане, написать исследование о Кокандском ханстве.
В. В. Вельяминов-Зернов впервые сообщил о том, что Коканд был обнесен тремя рядами рвов, которые в случае военной опасности заполнялись водой. За ними возвышалась глиняная стена с бойницами и двенадцатью воротами, также служившая для защиты Коканда от врагов. Постройка этой стены, как установила А. Л. Троицкая', была закончена Ширалиханом после 1842 года.
Вельяминов-Зернов приводит в своем исследовании ряд цифровых данных, характеризующих Коканд этого времени: в нем 30 000 жителей, 280 махалля, 8000 глиняных построек, 6 бань, 9 караван-сараев. Говоря о культовых сооружениях, он называет 360 мечетей и 12 медресе. Эти цифры столь же преувеличены, как и у его предшественников, но за ними реально ощущается роль религии и мусульманского духовенства в жизни города. Сообщил Вельяминов-Зернов и сведения о кустарных промыслах, которыми занимались жители Коканда. Женщины ткали хлопчатобумажные и шелковые ткани и шили из них на базар одежду. Мужчины занимались гончарным ремеслом и изготовляли железную, медную и серебряную посуду, которую чеканили орнаментальными узорами и украшали бирюзой.
Вслед за военными в Кокандское ханство начали проникать ученые. По поручению Академии наук в Среднюю Азию был направлен для зоологических и геологических наблюдений молодой ученый Николай Алексеевич Северцов (1827-1885). В пойме реки Сырдарьи он был захвачен в плен, пребывание в котором описал затем в своей книге.
Впоследствии Средняя Азия попала в орбиту постоянного научного внимания крупнейших русских ученых - П. П. Семенова-Тян-Шанского, А. П. Федченко, И. В. Мушкетова и других. Однако экспедиции, возглавляемые этими учеными в 70-80-е годы, проходили уже в условиях присоединения края к России.
В 60-х годах XIX века усилилось вторжение царских войск в пределы Средней Азии, чему способствовали последствия так называемой "крестьянской реформы"; создавшей благоприятные условия для развития капиталистической промышленности. Особенно быстрыми темпа ми стала развиваться текстильная промышленность. Начавшаяся в США гражданская война 1861 --1865 гг. снизила поставки в Россию американского хлопка. Тем заманчивее представлялось для царизма и опекаемой им буржуазии завоевание Средней Азии.
12 июня 1864 года царские войска взяли город Туркестан, 22 сентября - Чимкент, 17 мая 1865 года бы занят крупнейший экономический центр Кокандского ханства- Ташкент, а в 1866 году присоединена часть территории Бухарского ханства. Из завоеванных земель в 1867 году было образовано Туркестанское генерал-губернаторство с центром в Ташкенте. Считая основной своей задачей продолжение войны с Бухарой, первый туркестанский генерал-губернатор К. П. Кауфман не спешил с операциями против Коканда. Наоборот, желая укрепить свой тыл, он вошел в соглашение с кокандским ханом Худояром и 29 января 1868 года заключил с ним мирный договор, который утверждал равные права русских купцов в Коканде и кокандских купцов в России. В 1872 году последовал новый договор также торгового характера.
Присоединение Туркестана к России позволило многим русским людям побывать в этот период в Коканде. Не миновал столицу последних кокандских ханов и молодой русский художник Василий Васильевич Верещагин (1842-1904). Весной 1870 года он предпринял поездку в Коканд.
Художник запечатлел свою поездку в Коканд в нескольких карандашных и акварельных рисунках.
Особенно ценна картина Верещагина "Входные ворота во дворец кокандского хана" (1874), принадлежащая Ивановскому областному краеведческому музею. Перец зрителем-среднеазиатского типа сооружение с огромным порталом, украшенным двумя минаретами и большим купольным помещением позади. Здание отгорожено от широкой площади переднего плана зубчатой стеной. На площади группы людей в чалмах, некоторые из них на лошадях. Это, по всей вероятности, ханская стража и чиновники.
По своему внешнему виду изображенное Верещагиным здание не имеет ничего общего с новой цитаделью, построенной Худоярханом в 1870 году и окончательно оформленной в 1873 году. Это заставляет предполагать, что во время приезда Верещагина хан жил в старой урде, возведенной еще его предшественниками. Так как последняя была полностью разрушена и никем не запечатлена, тем самым увеличивается познавательно-документальное значение этой картины художника.
В 1971 году в экспедицию по Южному Тянь-Шаню, Алаю и Памиру отправился крупный русский ученый Алексей Павлович Федченко (1844—1873). Чтобы подготовиться к путешествию и изучить Кокандское ханство, через которое лежал его путь, Федченко зиму 1870— 1871 года провел в Ташкенте.
Весной 1871 года Федченко выехал из Ташкента. Его сопровождала жена Ольга Александровна, такая же неутомимая, как и он, путешественница. В ее задачу входил сбор растений для гербария и зарисовка видов нового края, впоследствии изданных в виде альбома из 14 больших литографий.
Представитель замечательной школы русских географов Федченко был разносторонним ученым. Его в равной мере интересовали геология и климат, растительный мири и животные, этнография и антропология. Зорким взглядом исследователя он схватывал характерное в природе Ферганской долины. Это позволило ему впоследствии дать замечательную географическую характеристику Кокандского ханства.
Побывал Федченко и в городе Коканде. Город был обнесен высокой крепостной стеной. За въездными воротами начинались улицы, которые вели к центральной площади. Это был типичный среднеазиатский город с узкими и кривыми улочками, глиняными заборами и домами, шумным базаром, многочисленными мечетями и ханской цитаделью. В городе было много новых построек, воздвигнутых при последнем правителе Худоярхане, в том числе и торговые ряды. Имеющий высокое деревянное перекрытие, этот базар создавал приятную тень, необходимую в жаркие дни здешнего лета. Своей величиной и разнообразием товаров базар свидетельствовал о широкой торговле.
Особенно интересными показались путешественникам не сохранившиеся до наших дней кирпичные на сводах мосты. По их обеим сторонам были расположены лавки, где ремесленники продавали свои изделия. Это напомнило Федченко Замоскворечье XVII века, когда торги происходили около Москвы-реки, на ее деревянных мостах.
Среди низких жилых построек Коканда возвышались, оживляя силуэт города, памятники культового назначения, носившие типичные черты среднеазиатской архитектуры. Огромное впечатление на путешественников произвели стоявшие друг против друга, ныне не существующие, медресе Мадалихана и медресе Хак-кули-Минг-баши. Не меньше заинтересовали Федченко медресе Минг-аим и Али, постройку которых он датировал XIX веком. Их наружный вид отличался множеством ниш, куда выходили окна келий.
Строительство медресе продолжалось и при Худоярхане. Лучшее из них, отделка которого не была еще при посещении Федченко закончена, было выстроено Худояр-ханом и его братом Султан-Мурадом в память их умершей матери. Вид этого здания был воспроизведен в знаменитом "Туркестанском альбоме", составленном в 1872 году востоковедом А. Л. Куном.
Будучи крупным религиозным центром, Коканд отличался и большим количеством мечетей. Кафедральной , мечетью в этот период была Джами-мечеть, где по пятницам, при большом стечении народа, совершались праздничные богослужения. Федченко с интересом поднялся на верх минарета Джами-мечети. С него, по преданию, сбрасывали преступников и уличенных в неверности жен.
Осмотрел Федченко и ханский дворец. Несмотря на то, что отделка дворца еще не была полностью завершена, его фасад, выложенный цветными изразцами, привел Федченко в восхищение. Он нашел много общего между характером этой изразцовой облицовки и той керамической посудой, которую он видел на базаре. Федченко заметил также, что изразцовый декор сильно уступал древним самаркандским памятникам по чистоте и яркости тона. Одновременно его подкупила прелесть новой кладки, свежесть поливы, отсутствие пятен и осыпей.
Из описания Федченко можно получить полное представление о внешнем виде дворца Худоярхана, построенного в традициях среднеазиатского зодчества с высоким порталом посередине, украшенным большой входной аркой и четырьмя минаретами: два из них стоят по обеим сторонам портала, два заканчивают фасад с юга и севера.
Федченко мы обязаны не только первому по времени описанию внешнего вида дворца, но и его первому обобщенному плану.
Расчетливость и жадность Худоярхана полностью сказались во внутреннем оформлении дворца. Богато украсив фасад, дарвазу и парадные залы, он оставил остальные помещения голыми и неуютными.
Алчный и хищный правитель Худоярхан не довольствовался денежными и натуральными налогами. Он искал разных возможностей нажиться, занимался вымогательством, ростовщичеством, захватывал земли. К этому необходимо добавить его исключительную жестокость. Известно, что на третий год своего правления он казнил много своих подданных. Он поддерживал и рабство, обращая в рабов военнопленных и продавая на чужбину неугодных ему людей.
Все эти отвратительные черты восточного деспота, падкого до наслаждений, жадного и жестокого, явились основной причиной кокандского восстания 1873--1876 годов, приведшего к падению Кокандского ханства.
В 1878 году в Коканде побывала француженка Мари Бурдон вместе со своим мужем ориенталистом Уйфаль-ви. Впечатления от поездки по городам Туркестана Мари Бурдон опубликовала в книге "От Парижа до Самарканда". В книге 300 иллюстраций, в том числе пять гравюр, воспроизводящих ханскую урду в Коканде со всех сторон. Гравюра 1 изображает дворец с фасада. Ему предшествует крепостная стена с огромным порталом, украшенным с обеих сторон минаретами. На переднем плане военный плац. Полностью совпадая с планом Федченко, эта гравюра как бы является точным его переводом на язык изобразительного искусства.
Гравюра 2 представляет крупноплановое изображение центральной части фасада дворца с порталом входной арки и отличается четким воспроизведением украшающих его изразцовых узоров. В глубине, за аркой видна выложенная мозаикой стенка - своеобразный экран, загораживавший вид на внутренний двор.
Своеобразной репликой этой гравюры может служить акварель А. П. Матафтипа-чиновника, заведывавшего с 1875 по 1833 год канцелярией Туркестанского генерал-губернатора. Не представляющая художественной ценности, она с педантичной тщательностью и точностью фиксирует изразцовый декор фасада и так же, как гравюра 2 из книги французской путешественницы, может служить ценнейшим пособием при его реставрации.
Документальное значение имеет гравюра 3, воспроизводящая первоначальное состояние айвана, окружающего внутренний парадный двор. Как известно, до наших дней сохранились только две стороны этого айвана: восточная, примыкающая к салямхане с шестью колоннами, и южная, примыкающая к наружной, выходящей в парк стене, с пятью колоннами. В дни посещения Коканда Мари Бурдон существовала еще третья, ныне совершенно отсутствующая западная сторона этого айвана, имевшего в плане букву П. Она примыкала к оформленному в национальном стиле малому приемному залу и соседней с ним комнате ожидания и имела шесть колонн. Проход между четвертой и пятой колоннами этой западной стороны айвана рассказывает о том, что за парадным двором находился второй дворик, украшенный колоннами того же характера.
Гравюра 3 позволяет реконструировать не только композицию айвана, но и его роспись; на ней отчетливо читается рисунок в нишах и их обрамлениях, узор колонн и трех орнаментальных поясов антаблемента. Все это увеличивает познавательное значение иллюстрации.
Особую ценность представляют гравюры 4 и 5, изображающие не дошедшие до наших дней сооружения задней половины дворцовой территории.
Гравюра 4, носящая название "Дворец кокандского хана, видимый из сада", свидетельствует, что за айваном западной стороны парадного двора существовало самостоятельное европейского типа двухэтажное здание с окнами, выходящими в парк. Его наличие подтверждают два сохранившихся плана дворца: План Кокандской урды с окрестностями, снятый классным топографом Борисовским в 1878 году" и "Генеральный план Кокандской урды и каландарханы 1882 года". На обоих планах за парадным двором очертание большого сооружения, не существующего ныне. Характер этой дворцовой постройки, запечатленной на гравюре 4,- нагромождение окон, фронтонов, ниш, башенок - говорит об ее непрочности. До наших дней сохранились лишь несколько помещений первого этажа: малый приемный зал и примыкающая к нему комната ожидания, а также смежные с ними небольшие комнаты, занятые сейчас отделом искусства и администрацией краеведческого музея.
Гравюра 5 из книги Бурдон, под названием "Старинное сооружение, предназначенное для женщин кокандского хана", изображает здание гарема. У него кирпичный массивный нижний этаж, стены которого расчленены нишами и окнами. На плоском перекрытии этого этажа размещено множество галерей, павильонов, открытых площадок, резных решеток. Все эти легкие конструкции и ажурные детали, придавая зданию изящный и нарядный вид, свидетельствовали об использовании его верха для отдыха и развлечений. Тем же целям был подчинен сад, окружающий дворец с южной и западной стороны. В нем виноградные лозы, свешиваясь, создавали прохладные зеленые тоннели, а среди деревьев блестели зеркала двух водоемов.
Французская путешественница привела в своей книге интересные сведения и о внутреннем оформлении дворца, насчитывавшего в то время 113 комнат. Ей особенно запомнились также паркетные полы из карагача, разрезанного на куски величиной с квадратный метр.
Как ни интересны дневники и записки путешественников, побывавших в Кокандском ханстве до его завоевания, все же они дают поверхностное представление о Коканде. Более обширные и глубокие сведения о жизни города оставили русские люди, попавшие в Туркестан после присоединения Средней Азии к России.
Особенно много сделано для изучения прошлого Коканда и других городов Узбекистана советскими учеными, осветившими историю городов с позиций марксистско-ленинского учения и раскрывшими реальную сущность и своеобразие местных исторических процессов и явлении.
В свете новейших исследований Коканд конца XVIII- первой половины XIX вв. предстает перед нами не только как столица ханов, но и как один из очагов культуры Средней Азии. Правда, эта культура еще носила локальный характер, что определялось границами нового государственного образования, была в основе своей верхушечной, достоянием правящих классов. И тем не менее мы вправе говорить о Коканде ханского периода, как о своеобразном городе, оставившем ряд интереснейших памятников материальной и духовной культуры.
Город.
Что же представлял Коканд, как город?
В планировке Коканда ярко отразились черты, свойственные всем среднеазиатским городам феодального строя. Как и они, Коканд со всех сторон был окружен имевшей протяженность 18 верст крепостной стеной, придававшей конфигурации города округлую форму. Высокая, обнесенная наполненными водой рвами, эта стена с бойницами поверху обеспечивала безопасность города в случае вражеских на него нападений. С внешним миром, ближними городами и селениями Коканд соединялся двенадцатью пробитыми в стене воротами. Они были двухстворчатыми, закрывались на ночь, открывались на рассвете. Возле них стояла стража.
О характере кокандской крепостной стены и ворот можно судить по открыткам, изданным после присоединения Туркестана к России. Дольше всего сохранялась стена на северо-западе города с ее Сарымазарскими воротами- они вошли в историю тем, что именно через них проникли в Коканд во время завоевания царские войска.
Внутри стены Коканд, как и большинство городов Средней Азии, делился двумя пересекающимися магистралями на четыре части, каждая из которых называлась "даха". Па юго-западе города находилась Ходжентская даха с Газаллыкскими, Кудуклукскими, Яйпанскими и Исфаранскими воротами. На северо-западе располагалась Сарымазарская даха с Сарымазарскими и Гиждуванскими воротами. Северо-восток города занимала Маргиланская даха с воротами Новбахор или Наманганскими, Тоглик и Маргиланскими. На юго-востоке простиралась Катаганская или Риштанская даха, в которую вели Катаганские, Риштанские и Сохские воро-та. Это деление на четыре части сохранилось на плане 1904 года.
В центре ханского Коканда находилась огромная площадь. Существующее название этого места "Чарси", что значит "перекресток", напоминает о том, что именно здесь происходило скрещение улиц, идущих от ворот крепостной степы. Эти основные магистрали пере-ись множеством более мелких улиц, переулков, тупичков.
Каждая часть города делилась на кварталы- махалля. В дошедшем до нас плане Коканда 1904 года таких махалля насчитывалось 72.
Большое пространство в центре города занимал Катта-базар, состоявший из крытых рядов и отдельных лавок и являвшийся главным нервом торгово-экономической жизни Коканда.
Расположенный на пересечении древних караванных путей между странами Востока и Запада, Коканд сразу сложился, как торговый город, а его базар стал одним из крупнейших базаров Средней Азии.
Забота о базаре с помещениями для лавок, лабазами и караван-сараями для приезжих торговцев была привилегией кокандских ханов -первых купцов города. Последний крытый базар города был построен Худояр-ханом после пожара 1870 года, погубившего восемьсот базарных лавок. К этому строительству хан привлек безвозмездно ремесленников города. До наших дней это сооружение не сохранилось, так как было уничтожено во время контрреволюционного мятежа "кокандских автономистов" 1918 года.
Кроме основного базара, в Коканде был ряд специализированных базаров, а именно: Яг-базар - масло-керосиновый базар, Агач-базар - лесной базар, Туз-базар- соляной базар, Туп-катар-базар - халатный базар, Ковун-базар - дынный базар, От-базар - конный базар, Мол-базар - скотный базар, Дуппи-катар-ба-зар - тюбетеечный базар, Джугари-базар - джугаро-вый базар и другие.
Внутренняя торговля в ханстве носила замкнутый пределами близлежащих районов и преимущественно меновой характер. Однако имело место и денежное обращение. Ханы чеканили при своем дворе монеты. В употреблении находились монеты трех видов: тилля- золотые монеты, равные четырем русским рублям и 21 местным таньга, таньга - серебряные монеты, равные 20 русским серебряным копейкам и 24 местным пулам, пулы,- медные разменные монеты. После присоединения Коканда к России расчеты все больше стали производиться русскими деньгами.
Кроме внутренней торговли, Коканд вел обширную внешнюю торговлю. Восточный торговый путь до Кашгара, расстоянием около 500 верст, проходил через перевалы Алайского хребта и преодолевался купцами в семь дней.
Не меньшую роль в жизни ханского Коканда играла торговля с Россией. На ранних этапах Коканд самостоятельных караванов в Россию не посылал, но широко покупал товары, которые привозили в Ташкент из Тифлиса, Оренбурга, Казани и Тобольска сначала хивинские, а позднее бухарские и самаркандские купцы.
Коканд был не только торговым городом, но и крупнейшим центром мусульманской религии, являвшейся основной поддержкой власти. Поэтому именно здания культового назначения прежде всего определяли собой внешний облик ханского Коканда.
Наиболее крупные памятники монументальной архитектуры- здания пятничной мечети и многочисленных медресе-очагов мусульманской учености, возвышались в центре города, возле базара, около Катта Гуристона (большого кладбища).
Соборной мечетью в правлении Худоярхана была Джами-мечеть, с вершины минарета которой можно было видеть весь Коканд. Он расстилался внизу со своими плоскими глиняными строениями, фруктовыми садами, тутовыми деревьями, огромными карагачами и плакучими ивами, с поднимающимися кверху щитками виноградников.
Наряду с этой богатой соборной мечетью в Коканде существовало множество более скромных квартальных мечетей, усиливающих восточный колорит города. Окруженные деревьями, с небольшим хаузом и чайханой поблизости, они представляли общественный центр махалля. В часы намаза верующие спешили сюда по зову муэдзина на очередную из пятикратных ежедневных молитв. По вечерам здесь раздавались звуки дутара и пение- кокандцы любили слушать певцов.
Неподалеку от базара находились постройки общественного назначения - караван-сараи, ошханы, чайханы, а также бани и каландарханы. Центр города всегда был заполнен людьми. Здесь встречались, продавали, покупали, передавали друг другу городские новости, утоляли голод и жажду. Подлинным архитектурным украшением города являлись ханские резиденции, возведенные руками народных умельцев. История их раскрыта уроженкой Коканда, ныне известным этнографом Средней Азии А. К. Писарчик.
Первой кокандской цитаделью считается цитадель основателя города Шахруха, помещавшаяся возле места, где жили впоследствии прокаженные, вследствие чего оно получило название "Махаузор Курган". В 1947 году оно представляло невысокий холм с небольшим на нем мазаром. Вторая цитадель, о чем писал академик В. В. Бартольд, была воздвигнута сыном Шахруха- Абдул Каримом. Она была построена из глины и окружена стеной с двумя воротами. На месте этой цитадели в середине XIX века выстроили ныне несуществующее медресе Олим (там, где теперь парк имени Фурката). Для последующих ханских резиденций была избрана территория на западном берегу Кокандсая, протекавшего неподалеку от Чарси с юга на север. Именно здесь, на месте теперешней улицы Янги хаёт, была воздвигнута при Нарбутабие, правившем с 1770 по 1800 год, третья ханская урда. Четвертой урдой была урда Умархана, сидевшего на престоле с 1809 но 1822 год. По словам В. П. Налнв-кина, она находилась на месте урды последнего кокандского правителя Худоярхана.
При Мухамедалихане, правившем с 1822 по 1842 год, эта урда была перестроена и получила название "Заррин" (позолоченная), или Кырксуп. Предпоследней урдой была урда, построенная около 1864 года для брата Худоярхана - Султана Сейида, которую назвали "Джахон ори" (Украшающая мир). Память о ней сохранилась в народе. Место, где она находилась, известно под именем "Эски урда" - старая урда.
Худоярхан, дважды изгонявшийся с престола, боялся за свою жизнь. Тяжелые воспоминания, связанные со старой урдой, где были зарезаны его отец и брат, побудили его построить новый дворец. Место для него было выбрано немного западнее, после чего старая урда была снесена.
Зажиточная часть населения - феодальная знать, ханские чиновники, купцы, духовенство строили свои дома неподалеку от дворца, возле Кокандсая, на теперешних улицах Авроры, Кирова, Самаркандской, Актепе-сай, Кызыл-Намоин, Низами. Именно в этом районе города сохранились до наших дней жилые постройки, богато украшенные изразцовыми облицовками, росписью и резьбой по дереву и ганчу; особенно разнообразны расписные потолки этих домов.
Ценные конкретные сведения о расселении городской знати и других слоев населения Коканда собрал по поручению Института истории Академии наук УзССР кокандский житель, Заслуженный учитель УзССР Пулатжан Каюмов. Согласно его данным, торговые кварталы I, II и III Хайдарбек (ныне ул. Чехова, I Шарк, ул. Хамзы), ограниченные с запада Кокандсаем с его кирпичным мостом Гышт-купрюк и с востока городским базаром, были заселены приближенными ханского двора. Крупные баи - торговцы хлопком - строили свои дома в оживленном торговом квартале Шейх-уль-Ислам Гузари.
Вокруг базара и привилегированного центра расселялись мелкий торговый люд и основное население города - ремесленники. Как и в других городах Средней Азии, последние группировались по профессиям, что отражалось на названии махалля. Так, мастера набоек жили в квартале Читгарон (ныне ул. Матбуот), находившемся к югу от базара; ткачи бекасабов занимали квартал Сары Богодур (ныне ул. Озодлик); керамисты населяли квартал Чишшсоз (ныне ул. Узбекистан); резчики по ганчу жили возле дворца, в квартале Курхана, где находился ханский арсенал. Здесь же жили панджарасозы - мастера по выделке решеток, кашгарские выходцы; токари (икчи, бешикчи) группировались в махалле Андижанлик; литейщики занимали квартал Дегрезлик. Ближе к окраинам жили огородники и садоводы, снабжавшие городские базары овощами, фруктами. Кроме коренного населения (узбеков, таджиков, киргизов), в городе жили и пришельцы, которые селились обособленно, но также группируясь по кварталам. Известны махалля Джугут (евреев), Люли (цыган) и др.
Расселение, сложившееся в период ханства, в основном сохранилось и после присоединения Туркестана к России.
История архитектурных памятников Коканда еще не написана. Исследователи архитектуры, обращаясь преимущественно к зодчеству эпохи расцвета среднеазиатского феодализма, обычно обходили вниманием сооружения XIX века. Правда, застойность развития позднего феодального строя не могла способствовать появлению выдающихся архитектурных сооружений. И тем не менее, как это видно на примере Кокандского ханства, политическая консолидация обусловила известное оживление монументального и жилого строительства, создала возможности для возникновения отдельных интересных в архитектурном отношении зданий.
У Коканда не было собственного архитектурного наследия, какое сложилось в Бухаре и Самарканде с их долгим историческим прошлым. Поэтому ведущим кокандским архитекторам XIX века, мастерам на все руки - строителям, ганчкорам и наккошам - Усто Мухаммеду Мусе, его сыновьям Исахану и Юсуфу Али Мусаевым и другим пришлось в своих работах отталкиваться от общих принципов среднеазиатского зодчества, получивших наиболее яркое выражение в культовых сооружениях.
Гордостью столицы Кокандского ханства, как очага мусульманской учености, была мечеть Джами, построенная при Омархане около 1800 года. Она представляла протяженный, закрытый с трех сторон айван с хонакой (закрытым помещением) в центре и расположенными в три ряда 98 колоннами, поддерживающими богатые расписные потолки перекрытия.
До наших дней также сохранился поставленный рядом с мечетью минарет с гладкой кольцевой кладкой жженого кирпича и шестиарочным фонарем, увенчанным граненым куполом. Доминируя над городом, он вносит своей вертикалью высотный акцепт в окружающее его море низких и плоских жилых строений.
Что касается небольших квартальных мечетей Коканда, то они строились по традиционной композиции с хонакой посередине и айваном с одной, двух или трех сторон вокруг. Перекрытия последнего поддерживались резными деревянными колоннами со сталактитовыми капителями. Потолки, степы, колонны этих мечетей были расписаны характерным для кокандской архитектуры растительным орнаментом - в нем народные мастера широко воспроизводили богатые и разнообразные формы местной флоры.
Характерной чертой кокандских медресе является монументальность. Высокие пештаки сооружений, их величественные входные арки, капитальные купольные перекрытия как бы свидетельствовали о незыблемости феодального строя и его главной опоры - религии. Характерным образцом кокандского культового зодчества является медресе Нарбутабия, построенное в 1799 году при участии бухарского строителя и резчика по ганчу Усто Касымджана. Несмотря на одноэтажность, здание отличается монументальностью решения - высоким пештаком, двойной аркой, массивными башнями, акцептирующими углы.
Суровости впечатления содействуют также глухая, выложенная кирпичом степа фасада. Отсутствие изразцовых облицовок присуще большинству медресе Коканда, лишь в немногих из них применялся этот вид декоративного убранства.
В организации внутреннего пространства медресе Нарбутабия представляет замкнутое сооружение, вокруг внутреннего двора которого по периметру расположены худжры - кельи для учащихся, мечеть и помещение для занятии - дарехана.
В строительстве кокандских медресе часто использовалась постановка двух портальных зданий (так называемых "кош" - двойных медресе) на одной оси друг против друга. Этот прием "кош-медресе", способствовавший созданию больших и целостных ансамблей, подметил еще Федченко. Два из них - медресе Мурадбека и медресе Хаким Оим стояли друг против друга возле площади Чарси, там, где теперь парк имени Фурката. Два других медресе - Мадалихана и Хак-кули-Мингбашн находились на Ходжентской (ныне Ленинабадской) улице, неподалеку от моста Гишт-купрюк.
Фасадная стена кокандских медресе обрабатывалась нишами, в которых позднее стали пробиваться окна. Обогащая экстерьер здания, ниши не обеспечивали однако его прочности. Результатом этого, а также недоброкачественности строительства явилось огромное количество в Коканде развалившихся медресе. Различная судьба постигла здания медресе ханского Коканда. Некоторые из них полностью разрушились (медресе Мадалихана, медресе Султан Мурадбека). Полусохранившиеся здания используются в наши дни для разнообразных целей: для жилья (медресе Чилпак), для производственных (медресе Хаким Оим) и культурных (медресе Хозрет Сахиб-заде).
В распоряжении бытового комбината "Гулистан" находится сейчас здание медресе Камал Кази, построенное в 1830-1832 годах и радикально перестроенное в 1913-1914 годах. Помещение этого медресе, в отличие от медресе Нарбутабия, имеет небольшие размеры и полностью лишено монументальности. Невысокий, украшенный зубчиками портал, стройные угловые минаретики, мелкий узор цветных изразцов работы Усто Мухаммед Сади Кари, расписанные по узорам мастера Умарджана потолки находящейся во дворе мечети - все это приближает архитектурное решение здания к тому изящному декоративному стилю, который наиболее ярко проявился в оформлении кокандских мавзолеев.
Ханы стремились напоминать о себе и после своей смерти. Для этой цели на городском кладбище были возведены две фамильные усыпальницы для мужской и женской половины ханского рода.
Усыпальница Дахма-и-Шохон служила местом погребения правителей Коканда. Построенная Умарханом в начале XIX века, она состоит из трех основных частей: купольного помещения с порталом, мечети-айвана с двумя колоннами и фамильного кладбища. Последнее обнесено с трех сторон невысокой стеной с арками, которые были заделаны решетками. В его центре группируется ряд гробниц и захоронений, в том числе и мраморная плита над могилой Умар-хана.
Строгие формы мавзолея и его приземистый купол придают усыпальнице ханов суровый характер. В качестве основного художественного средства использована красочная изразцовая облицовка портала. Богатство орнаментальных мотивов, предельная полихромность узоров и разнообразие примененных облицовочных техник подчеркивают значение сооружения в качестве ханской усыпальницы. Красоту декора дополняют две резные двери - одна в портале, вторая - при входе в мечеть. По художественности своей обработки они, пожалуй, не уступают некоторым самаркандским и хивинским. На последней - имя усто Мухаммед Гиасхана, выполнившего эту чудесную резьбу по дереву.
Еще более декоративный характер носит усыпальница женской придворной и феодальной знати, построенная в 1825 году и известная под названием усыпальницы Мадарихана (матери хана). Сооружение ее связано с именем поэтессы Надиры - супруги Умархана.
Жизнеутверждающий характер этого памятника, подчеркнутый сочной зеленью растущих возле него чековых деревьев, является разительным контрастом к мрачным и подавляющим зданиям медресе.
Небольшая по размерам усыпальница представляет портально-купольное сооружение с гранеными минаретиками, за которым расположено кладбище. Необычен декор выложенного кирпичиками портала. Узоры изразцов размельчены, расцветка их сильно отличается от цвета облицовок классических узбекистанских памятников наличием желтого, красного, зеленого. "Здесь больше красок, больше своеобразия",- писал известный архитектор Б. Н. Засыпкин в своем отчете по обследованию в 1935 году кокандских памятников.
В художественном облике обоих мавзолеев ярко проявились основные черты кокандского зодчества. Строители их явно не ставили перед собой задачи создания выразительности самих архитектурных масс, объемов и форм, их пропорций, соотношений и ритмов. Главное свое внимание мастера перенесли на декоративное убранство зданий. Вот почему усыпальницы воспринимаются не столько как произведения архитектурного мастерства, сколько как изделия искусства рук народных мастеров - керамистов.
И тем не менее небольшие, масштабные человеку размеры этих сооружений, камерность их художественных образов, размельченная изысканность узоров, жизнеутверждающая полихромность цветовых решений ласкает глаз и позволяет говорить о наличии в архитектуре Коканда XIX века собственного своеобразно-декоративного стиля.
К числу наиболее значительных архитектурных памятников подобного рода принадлежит также одно из немногих среднеазиатских дворцовых сооружений XIX века - Урда последнего кокандского правителя Худояр-хана.
Строительство дворца велось с 1863 по 1870 год, а оформление фасада изразцовыми облицовками закончилось в 1873 году. На строительстве работали 16 тысяч человек, 80 мастеров и 1000 арб. Народ сгоняли сюда насильственно. Работать приходилось в невыносимо тяжелых условиях, за малейшие провинности облагали штрафом, применяли телесные наказания.
Возведение дворца диктовалось стремлением подчеркнуть силу и могущество кокандских ханов. Чтобы сделать здание недоступным и одновременно придать ему монументальность, оно поставлено на холме искусственной насыпи высотой 4 метра, обработанной по фасаду в виде цоколя с аркатурой. Благодаря этому выложенный блестящими изразцами фасад дворца виднелся издали. Площадь, занимаемая дворцом, достигала гектара, не считая примыкавших к нему садов и фамильного кладбища, которое потом было перенесено на другое место. Подъемом во дворец служил отлогий пандус, мощенный первоначально жердями. Хан имел право въезжать во дворец по этому пандусу на лошади, в то время как простые смертные должны были у основания пандуса слезать с коня и подниматься пешком.
Есть предположение, что прообразом кокандской Урды послужил незадолго до того построенный в Хота не дворец Якубхана. Это тем более возможно, что в возведении и оформлении дворца Худоярхана участвовали не только мастера Канибадама, Коканда, Намангана, Уратюбе, Чуста, но и кашгарцы, вывезенные в 1829 году кокандским ханом Мухаммед-Али из Кашгара и осевшие в большом количестве в Андижане. Именно при посредстве этих мастеров происходило проникновение в народные ремесла Ферганской долины некоторых приемов народного искусства Восточного Туркестана. Планировщиком и архитектором дворца называют Мир Убайдуллу. Расчетливость хана заставила строителя ограничить свои задачи художественным решением одного фасада, что придало сооружению фронтальность. Вместе с тем фасад недостаточно расчленен: крупный по размерам портал почти не выступает из плоскости стен; ниши, которые их украшают, заглублены всего на один кирпич; каллиграфические надписи находятся на одной плоскости с фризом. Нерасчлененность лишает здание контрастной игры света и тени, свойственной классическим памятникам Узбекистана.
Отклонение от канонов классической среднеазиатской архитектуры сказалось и в решении отдельных элементов сооружения.
Различны формы украшающих фасад минаретов (гульдоста). Два центральных, примыкающих к порталу, и правый (северный), выполненный мастером Исой Магзумом, имеют одинаковую круглую форму. Левый (южный), построенный Азаметом Домуллой, бухарцем по происхождению, шестигранный и более крупный, что выделяет его из общего ансамбля.
Неодинаково количество стрельчатых ниш, на которые расчленены оба крыла фасада. Если в правой части их семь, то в левой их шесть. Неодинаково количество окон, пробитых в нишах обеих сторон, а сами окна имеют различную форму, величину и поставлены не по оси ниш. Эти недочеты конструктивного порядка, являющиеся показателем упадка национальной архитектуры второй половины XIX века, искупаются однако блестящим использованием изразцового декора в оформлении экстерьера дворца. Сплошь покрывая плоский фасад, он придает ему характер красочного копра и тем самым превращает фасадную стену в своеобразный экран, за которым находятся строения, решенные в плане жилой народной архитектуры.
Необходимо отметить богатство примененных здесь керамических техник. В основном это мозаика из цветных глазурованных кирпичиков, различных по форме - продолговатых, квадратных, ромбовидных, в виде звезд. Большую красоту оформлению придают десять каллиграфических надписей, куфический шрифт которых выложен белыми кирпичиками по сочному ультрамариновому фону. Значительное место занимают и майоликовые глазурованные плитки с нанесенными на них растительными узорами. Несохранившиеся керамические пальметы завершали верх фасада.
Разнообразна и орнаментация фасада. Узоры, заполняющие ниши, представляют неповторяющиеся по рисунку композиции. В то же самое время узор каймы, обрамляющий со всех сторон эти панно, одинаков для каждой стороны фасада. Этот прием позволил мастерам избежать пестроты, придать оформлению фасада организованность, спокойствие.
Цветовая гамма фасада своеобразна. Изразцовый ковер левой стороны выдержан в синевато-зеленых тонах. Правая изобилует желто-бурыми и оранжевыми оттенками. Этот колористический разнобой несомненно являлся следствием участия в облицовочных работах мастеров различных среднеазиатских городов и школ.
Однако в создании общего художественного эффекта керамического декора, превратившего дворец в типичный образец кокандского архитектурно-декоративного стиля, основную роль сыграли риштанские мастера, которые привезли на строительство дворца не только свои излюбленные приемы, но и обладающую высоким технологическим качеством глину.
Имя лучшего из мастеров-облицовщиков дворца изразцами Усто Абдуллы из Риштана сохранилось. Не к нему ли относятся слова куфической надписи на южном крыле фасада: "Художник, искусство которого подобно искусству Бехзада, украсил каменные плиты". Создателями изразцового декора, кроме Усто Абдуллы, были и другие известные народные мастера Кокандского ханства: два риштанских гончара Усто Джами и Усто Джамиль, а также пскентский мастер Усто Закир, которому приписывают облицовку изразцами входной арки портала.
Указанные мастера не ограничились оформлением фасада. Изразцовый узор проникает и в парадные интерьеры дворца. Украшая по низу в виде панели тронный зал и смежную с ним комнату ожидания, малый приемный зал с комнатой ожидания, а также приемную первого министра и командующего пехотой Атабек-наиба, он придает всем этим помещениям большую нарядность.
Доминируя во внешнем оформлении дворца, изразцовые облицовки уступают место в украшении интерьеров здания другим видам народно-декоративного искусства, выполненным известными мастерами того времени. Роспись потолков клеевыми красками осуществлял Усто Фазыл Ходжа.
Резчиками по ганчу работали в Урде Усто Мамасадык и Сури Юлдаш Наджар-баши.
Сочетание различных видов народного творчества начинается с находящейся за порталом дарвазаханой, которая является одной из интереснейших частей дворца в смысле гармонии конструктивных и декоративных элементов. Квадратной формы, перекрытое куполом со световым фонарем, выявляющим высокое внутреннее пространство, это проходное помещение по-настоящему красиво. Выразительности его способствует крупная резьба по ганчу с белыми узорами по синеватому фону, покрывающая паруса. Нижняя часть дарвазаханы расчленена глубокими арочными перекрытиями - нишами, которые некогда были украшены орнаментальным узором, выполненным техникой кырма. В этих нишах были пробиты на обе стороны украшенные резьбой двери. Северная вела на охранный двор, южная - в комнату, где сидели ханские писцы - мирзы. Особенно красива входная шестифиленчатая дверь работы народного мастера Карима - она как бы завершает художественное оформление помещения.
Большое место в украшении парадных интерьеров дворца занимает искусство резьбы и росписи по ганчу. Оно находит себе место в панно, размещенных над опоясывающей помещения понизу изразцовой панелью. В отличие от этих панелей с их геометрическими узорами, ганчевые панно заполнены композициями из стилизованных деревьев (кипарисов, плакучей ивы), растений со сплетающимися ветвями и стеблями, листьев и цветочных розеток. Подобными панно украшены не только стены, но и единственная во всем дворце печка, построенная усто Мамасадыком в комнате Атабек-наиба. Красные, синие, зеленые интенсивной расцветки фоны эффектно выделяют белый рельеф крупно вырезанного узора. По своим художественным особенностям кокандская резьба по ганчу близка ташкентской, что объясняется общностью исторического развития.
Более ограниченно представлена во дворце роспись по ганчу. Характерными ее образцами являются три панно в комнате Атабек-наиба, изображающие вазоны с букетами цветов.
Ганч используется в парадных залах и для сталактитовых украшений. Таковы ниша салямханы, в которой стоял трон властителя, и ниша малого приемного зала, придающие этим помещениям торжественность.
Широко применяется в парадных интерьерах дворца искусство росписи по дереву. Наибольшего богатства оно достигает в оформлении потолка тронного зала - выдержанная в благородном золотисто-коричневом колорите, она покрывает и его многочисленные хаузаки, и пятирядный карниз с расписными и сталактитовыми поясами. Значительно скромнее расписные потолки правой стороны фасада, где находились зариньхана (казначейство), анфилада трех проходных комнат к кабинету Атабек-наиба, а также в северных помещениях, предназначавшихся для личных покоев старшего сына Худоярхана- Насретдина. Более плоские, с различными по размерам и композиционному расположению, чуть заглубленными частями своей богатой орнаментацией, они не повторяют друг друга. Иногда в этих комнатах орнаментальные узоры спускаются ниже и обрамляют обшитые деревом оконные и дверные проемы.
Более скромно расписаны потолки окружающего парадный двор айвана. Росписи находят здесь себе место и на поддерживающих перекрытие деревянных восьмигранных колоннах с грушевидными базами и сталактитовыми капителями, что характерно для Коканда.
Что касается резьбы по дереву-резных дверей, дарча (окон на уровне пола с деревянными створками, открывающимися внутрь комнаты), дверных и оконных решеток (панджара), то они когда-то в изобилии украшали дворец. Но солнце, мороз, дожди и, главным образом, судьба самого здания во времени почти начисто уничтожили этот вид дворцового украшения.
Перечисленные виды архитектурно-декоративного искусства широко применялись и в богатых жилых домах Коканда.
Внешне жилая архитектура города отличалась невзрачностью, приземистостью. Высокий уровень стояния грунтовых вод и засолонение почвы заставляли кокандцев возводить не глинобитные, а однорядные или двухрядные каркасные строения, к тому же более устойчивые и в сейсмическом отношении. Уют и своеобразную красоту кокандскому жилью придавали различные летние постройки - айваны, шийпаны (беседка-павильон), суфы, а также навесы виноградников, которые в Коканде высоко подняты над крышами. Эти зеленые козырьки предохраняли здания от перегрева и создавали прохладу.
Особенностью некоторых кокандских домов являются соединяющие две боковые комнаты зимние айваны- кашгарча. Между стойками наружной стенки этих айванов вставлялись раздвигающиеся или поднимающиеся резные решетки. Этот тип жилища и сами решетки с их особым узором, привнесенным в Ферганскую долину выходцами из Кашгара, кое-где сохранился в Коканде до нашего времени.
Каркасная конструкция позволяла расчленять стены домов стойками на ниши. На торцовой стене обычно делалось две больших и открытых ниши для хранения одеял, на длинной с гене - три-пять ниш меньшего размера и разного формата для хранения хозяйственных принадлежностей. Предназначенные для посуды ниши (касамоны) делились на ячейки и прикрывались снаружи резным ажуром ганчевого узора. Пространство между нишами заполнялось резными или расписными ганчевыми панно, в которых геометрические основы заполнялись растительными мотивами. Богатая роспись покрывала и потолки жилых домов, состоящие из балок (боша) и круглых дощечек (васа) между ними. Резные деревянные решетки над дверьми и окнами регулировали проветриваемость помещения. Все эти детали оформления придавали интерьерам жилых домов зажиточных кокандцев нарядный вид, в отличие от однообразных, почти лишенных индивидуальных черт жилых строений городской бедноты.
Наряду с архитектурно-декоративными видами народного искусства в Коканде получили широкое распространение художественные ремесла, удовлетворявшие бытовые потребности населения.
Чертами несомненного своеобразия отмечены керамические изделия Коканда, обслуживавшие как городских, так и в основном сельских жителей ханства.
Крупнейшим центром бытовой керамики являлось расположенное поблизости от ханской столицы селение Риштан, керамическая посуда которого известна с XV века. Риштанская керамика отличалась высокими качествами черепка, чем она обязана местной неглубокого залегания глине, добывавшейся на месте и в горах. Оттуда же привозились и естественные красители.
В риштанской посуде ярче, чем в других художественных ремеслах, отразились многовековые связи Ферганской долины с Восточным Туркестаном. Через Кашгар шел в Среднюю Азию выполненный с учетом местных вкусов так называемый кашгарский фарфор. Высоко ценившийся ханами и правящей верхушкой, он украшал дворец и дома богатых феодалов.
Влияние привозных изделий с росписью кобальтом по белому фону явно ощущается и на ранней риштанской посуде. Однако местные гончары вносили в керамику собственное понимание красоты и создали свой стиль. Риштанские блюда того времени отличаются плавным переходом от дна к краю без выделения борта, что придает их форме предельную простоту и пластичность. Для них характерна центрическая композиция с розеткой в середине и ритмическим строем расположенных вокруг нее более мелких розеток и побегов. Крупный сине-голубой узор, выполненный техникой калями, декоративно выделяется на свободном светлом фоне блюда, придавая изделиям впечатление свежести и прохлады.
Местные вкусы еще отчетливее звучат в медночеканных изделиях ханского Коканда, являвшихся в отличие от массовой дешевой керамической посуды достоянием преимущественно привилегированных классов. Развитию этого вида народного искусства значительно способствовало наличие специальных мастерских при дворце кокандских ханов.
Кокандской медночеканной посуде присущи небольшая величина, изящество и стройность силуэтов, тонкость и размельченность обильного растительно-геометрического узора. Украшая изделие в виде поясов, медальонов или сплошь его покрывая, орнаментация придает кокандской чеканке по меди изощренный характер. Огромное внимание в ней уделено обработке крышки, ручки, носика сосудов - они всегда затейливо и вычурно украшены. В орнаментальный декор иногда включаются цветные стеклышки или кусочки зеркала. Реже для украшения используется бирюза, месторождение которой находилось неподалеку от Коканда. Однако мастера предпочитали бирюзу более высокую по своим качествам - привозную бадахшанскую.
Имеет свои особенности и искусство кокандской вышивки, связанной с украшением дома и широко применявшейся в бытовых предметах и одежде. Для возникновения вышивок в Ферганской долине были все условия: развитие хлопководства и шелководства давало искусным вышивальщицам как материал для изделий, так и шелковые нити для выполнения на них узора.
Ранние кокандские вышивки и в частности большие декоративного назначения сюзане выполнялись на мате в богатой гамме приведенных к гармонии, ласкающих глаз свежих и теплых тонов. Подобно соседним - таджикским, уратюбинским, они представляли композиционное сочетание растительных элементов - ветвей, побегов, стеблей, цветов, плодов. Вышивавшиеся девушкой для себя, предназначавшиеся как приданое, они выражали ее стремление к красоте, ее мечты о любимом, о счастье.
Кокандское ханство - родина знаменитой чустской тюбетейки. Контрастно выступает на черном фоне этой четырехгранной с закругленными углами, имитирующей своей формой хлопковую коробочку, тюбетейки, вышитый тонкими белыми нитками с богатой игрой стежков рисунок, изображающий стручок перца. Графичностыо своей черно-белой палитры чустская тюбетейка резко отличалась от ярких и многоцветных тюбетеек остальных частей Туркестана. Вследствие своей простоты и строгости она приобрела в последующее время общенациональное значение.
Ферганская долина издавна славилась своими тканями. Основное место среди них занимала мата, производившаяся в Намангане и селении Бешарык недалеко от Коканда. Мата использовалась как материал для набивных тканей, которые в Коканде употреблялись для подкладок. Неменьший спрос среди населения имели полосатые ткани - хлопчатобумажные калямы и бекасабы с шелковой основой и бумажным утком. Предназначавшиеся для мужских халатов, они отличались чередованием одинаковых по ширине и насыщенных по цвету зеленых, синих и фиолетовых полос. Для женских платьев здесь широко использовались авровые ткани с их многоцветным в то время, плавно перетекающим из одной в другую форму, расплывчатым узором. Потребности двора и феодальной верхушки стимулировали широкое развитие в Коканде ювелирного искусства, производившего главным образом женские украшения. Если имена мастеров других народных ремесел до нас не дошли, то ювелирное дело сохранило имена прославленных умельцев. Один из этих мастеров, потомственный заргар Кадыржан Саледжанов, придворный ювелир Худоярхана, умер семидесятипятилетним старцем в 1910 году, передав свое высокое мастерство ряду кокандских заргаров последующих поколений.
Основным материалом кокандских ювелиров в этот период служило серебро, дающее в сочетании с драгоценными и полудрагоценными камнями спокойно-благородные художественные решения. Излюбленным их приемом являлась зернь - техника серебряных шариков, из которых создавались разнообразные узоры.
(1 M. А. Бикжамова . Отчет о поездке в Коканд 21. XII.1949 г. - 7.1. 1950 г. Рукопись (Архив Института искусствознания им.Хамзы) Кроме местных мастеров, в Коканде работали и пришлые- ювелиры-кашгарцы (кашгарлык), которые были известны своими серьгами из витой проволочки в виде полумесяца, обогащенными игрой филигранных подвесок. Среди них прославился придворный ювелир Усто Махмуд, работавший так же, как хаккок - гранильщик бирюзы, которую он в изобилии использовал для женских украшений. Одновременно он гравировал серебряные подносы и кувшины, которые также обогащал вставками из бирюзы.
Черты локального своеобразия кокандского архитектурно-декоративного и бытового народного искусства говорят о том, что Коканд был очагом народных талантов.
Культурные потребности Коканда способствовали развитию в нем письменности. Сначала это были рукописные книги, а затем, в конце XIX века, литографированные издания.
Основой для создания рукописных книг являлась бумага собственного производства. Существование в Коканде бумажных фабрик отмечали в разное время Г. Н. Потанин и А. П. Федченко.
Ранняя кокандская бумага имела кремовый или сероватый оттенок, была плотная, поддавалась лощению. С середины XIX века она утратила свои высокие качества, стала грубой, неровной, с пятнами и прожилками. В это время кокандцы стали употреблять бухарскую и самаркандскую бумагу. Потребителем бумаги в Коканде прежде всего являлся ханский дворец с его хозяйственными, финансовыми и судебно-правовыми функциями. При дворе накопился целый архив деловых документов.
Интересна история этого архива. Он был обнаружен во дворце Худоярхана русскими после присоединения Коканда, однако часть его была расхищена при восстании Пулатхана 1875 года, а многие оставшиеся документы были перемешаны, изорваны, загрязнены. Переслать этот архив в Императорскую публичную библиотеку Петербурга (ныне библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щедрина) было поручено прикомандированному к канцелярии Туркестанского генерал-губернатора, участнику кокандского похода, востоковеду Л. Л. Купу. После этого архив был отправлен в Императорскую публичную библиотеку Петербурга. Здесь, за отсутствием специалистов он пролежал неразобранным почти восемьдесят лет в тех же мешках, свертках и ящиках, в каких был при пересылке упакован. Лишь в 1952 году начался его разбор и изучение известным советским историком культуры Средней Азии А. Л. Троицкой, которая после восстановления документов реставраторами составила на них каталог. Все эти документы в целом давали широкую картину внутренней жизни кокандского ханства, сложившихся в нем общественных отношений.
Если дворцовым делопроизводством занимались особые ханские чиновники - мирзы, то над созданием рукописных книг трудились специалисты разных профессий.
Процесс создания книги был сложным. Сначала мастер подбирал и вырезал бумагу определенного качества и размера. Затем каллиграф (хаттот) писал текст книги, заполняя им или всю страницу, или разделяя ее на несколько полос. Следующим был позолотчик (лаввах), который брал текст в линейные рамки, украшая рукопись заставками (унванами), а поля - орнаментальными узорами. Иллюстрации к книге выполнял художник-миниатюрист (рассом), а переплет делал переплетчик (саххоф). Имена переписчиков, миниатюристов и переплетчиков на некоторых рукописях указывались.
Искусство среднеазиатской рукописи носило ярко выраженный локальный характер, включало ряд местных школ, из которых наиболее известными были самаркандская и бухарская. Коканд, как город эпохи позднего феодализма, не создал собственной манеры художественного оформления рукописей. Его мастера переносили в свои работы приемы, выработанные Самаркандом и Бухарой.
Основным создателем рукописной книги был переписчик. Восточная каллиграфия создала богатые и разнообразные почерка от наиболее древнего куфического до скорописного насталика. Коканд умеренно использовал начертательно-художественные особенности этих почерков, придающих восточным рукописям особое изящество. Более красивы кокандские кыт'а - каллиграфически написанные тексты с четверостишиями известных поэтов. Но и они значительно уступают классическим образцам.
Тем не менее до наших дней сохранились имена талантливых кокандских каллиграфов. В Каттаганской части города жил придворный писец Умархана - Охун Девон, которого за высокое каллиграфическое искусство современники называли Мирзо-и-Заррин Калам - писцом с золотым пером.
Старейший каллиграф Узбекистана Абдулакадыр Мурадов перечислил в своем исследовании этого вида искусства около двадцати ферганских и кокандских мастеров. Среди них Абдулгази Ходжа Коканди, который учился в кокандском медресе Нарбутабия и работал для Худоярхана. По образцам каллиграфа Мирзы Мир Махмуда Коканди, родившегося в Бухаре, а затем в 1853 году переехавшего в Коканд, выполнены куфические надписи на фасаде дворца Худоярхана. Знатоком различных каллиграфических шрифтов был также Мир Афзал Хуконди.
Рукописей, украшенных миниатюрами - своеобразными иллюстрациями к тексту, в Коканде почти не создавалось, что без сомнения объясняется застойностью развития позднефеодального общества.
Зато искусство переплета XVIII-XIX веков стояло на большой высоте. "Позднейшие среднеазиатские переплеты, делавшиеся только в Бухарском и Кокандском ханствах (то есть в городах Бухаре, Самарканде, Коканде, Ташкенте и др.), были исключительно оригинальными и ничего подобного им в других местах Востока не было".
В своем развитии кокандские переплеты прошли несколько этапов. Для XVIII века характерны переплеты из цельного куска коричневой кожи, лишенные всяких украшений, или из той же коричневой кожи, но с красным корешком и оттиснутыми на передней и задней крышках клеймами. Форзацы в этих рукописях делались также из кожи.
В XIX веке возникли более дешевые переплеты из окрашенной кожи с красными и зелеными корешками. Клеймо стали делать другого цвета, чем переплет, что обогатило рукопись колористически. Тиснение начало покрывать всю крышку переплета: это бордюры, составленные из ряда линейных каемок разной ширины, которые обрамляют центр. Последний обычно заполнен медальоном среднеазиатской формы. Форзацы в это время стали делаться из тонированной бумаги серого или зеленого цвета.
Развитие письменности привело к появлению специальных принадлежностей. Основным инструментом для письма служил калям - тростниковое перо, позволявшее достигать большой художественности в начертании арабских шрифтов. После употребления калямы бережно вкладывались в особые футляры - калямдоны. Для изготовления этих пеналов широко использовались различные материалы и виды народного искусства: металл, на котором узоры чеканились, дерево, украшавшееся резной орнаментацией, папье-маше, покрывавшееся росписью.
Появилась потребность и в чернильницах - сияхдон. Они делались обычно из металла и носили разнообразный характер, от самых примитивных изделий до богато украшенных. Часто чернильница соединялась с калям-доном, составляя с ним единое целое.
Написанные на бумаге заявления, документы и т. п. нуждались в папках для хранения. Так появились джуз-гиры - папки для бумаг. Имеющие небольшие размеры, они сначала делались из кожи, крышки обычно покрывались тисненой орнаментацией. Значительно позднее появились джузгиры из прессованной бумаги, на которых штампами также выбивались узоры.
Требующие большого труда для своего создания, рукописные книги высоко ценились знатоками и любителями, которые собирали личные библиотеки. Во дворце Худоярхана была собрана библиотека восточных рукописей, отправленная после падения Кокандского ханства в Петербург. Известна личная библиотека сына Худоярхана - Насретдина. Рукописи собирали богатые жители Коканда, например Юнус Джан Дада Мухаммедов и др. Наконец, собрания рукописей накапливались и при медресе.
В связи с развитием торговых отношений рукописи стали товаром. Их начали изготовлять на продажу, на базаре появились лавки, где их можно было приобрести.
Торговцами рукописей являлись преимущественно переплетчики. Однако покупатели насчитывались единицами, так как народ был почти поголовно неграмотным.
